Аннабель оставила в вазе только сломанную ракушку Келси Беннет и серый гранитный камушек с того ужасного вечера с Коннором.

Поначалу, глядя на него, Аннабель сжималась от стыда. Но он был сильным, этот камень. Достаточно сильным, чтобы выжить и когда его швыряли волны, и когда он оказался похоронен в песке. И Аннабель тоже хотела быть сильной.

Даже если это означает делать то, от чего неловко и страшно. Например, сидеть на скамейке для провинившихся учеников возле кабинета миссис Слоан, когда все остальные идут на испанский. Потому что, возможно, отказ от испанского действительно поможет ей справиться с восьмым классом.

А ещё быть сильной означало помириться с Джереми.

Аннабель поехала к нему на следующий день после того, как он вернулся со своей летней программы. Она ждала на ступеньках крыльца. И вот у дома затормозила машина миссис Грин, подвозившей Джереми после тренировки в бассейне.

– Аннабель! Какой приятный сюрприз! – воскликнула та и, заходя в дом, многозначительно добавила: – Удачи тебе!

Аннабель не видела Джереми месяц. За это время его чёлка снова отросла до бровей. Он не выходил из машины, хотя Аннабель знала, что он увидел её.

Аннабель обошла машину, держа в руках вазочку со слегка подтаявшим мороженым, которое купила в их любимом кафе. Большая порция с двойным шоколадом и арахисовым маслом. И он наконец открыл дверь машины.

– Я принесла тебе дар мира, – сказала она. – И я не буду смеяться, если под конец ты весь перемажешься в шоколаде, обещаю.

Джереми не улыбнулся, но взял мороженое и пошёл за Аннабель к крыльцу. Она устроилась на нижней ступеньке, он на верхней.

– Прости, я ужасно поступила с тобой, – сказала Аннабель. – И спасибо тебе за то, что ты помог мне в тот вечер, когда я поранилась. Было очень глупо идти вместе с ними тогда. И совсем глупо потом злиться на тебя, тогда как ты… – произнести это было по-прежнему тяжело, хотя Аннабель знала, что это правда, – …ты был совершенно прав. Насчёт Коннора и что ему на меня плевать. А ты просто вёл себя как хороший друг.

Джереми кивнул и зачерпнул первую ложку мороженого.

– Всё нормально, – сказал он наконец.

– А по-моему, совсем не нормально, – возразила Аннабель. – Прости, я была идиоткой.

Джереми нахмурился. Совсем как мама, когда она слышала это слово.

– Не говори так! Ты не идиотка!

– Ну конечно, – Аннабель выдавила из себя фальшивый смешок.

– Нет! – голос Джереми теперь звучал громче.

– Ну, я вела себя очень глупо. Я потеряла голову от Коннора и от того, что попала в команду старшей школы. И… – она заставила себя это сказать, – я ведь правда не такая умная, как ты и Мия.

Джереми протянул мороженое Аннабель.

– Да, – сказал он.

И ей стало больно, хотя это и было правдой. Но потом Джереми добавил:

– Ты умная. По-своему.

Её щёки запылали, хотя она только что набрала полный рот холодного мороженого.

Это ведь неправда, разве нет?

Но она вдруг вспомнила, что чувствовала себя очень умной прошлым летом, когда отец Джереми возил их вдвоём в музей акул. И люди, работавшие там, сказали, что она знает столько же, сколько и Джереми. А ещё в шестом классе, на уроках биологии, когда учительница, миссис Мэттсон, говорила, что Аннабель очень восприимчивая.

Может, именно восприимчивость помогала ей во время соревнований всегда точно знать, когда другой пловец выдохся, и тоже сбавлять темп, экономя силы. И замечать, как изменилась Мия, стараясь соответствовать своим новым подругам.

– Я рада, что ты дома, – сказала она Джереми.

И он улыбнулся этой своей славной улыбкой, которая говорила всем вокруг, что он хороший человек, ещё до того, как Джереми начинал говорить.

– Я тоже, – ответил он.

Они посидели на крыльце ещё какое-то время, лакомясь мороженым и отгоняя подлетавших слишком близко пчёл. Джереми всё доел и вылил в рот сладкие молочные остатки. Когда он опустил голову, весь его подбородок был в шоколаде.

– Ты выглядишь как ребёнок, – улыбнулась Аннабель, протягивая ему пачку бумажных салфеток.

– Какая разница! – откликнулся он.

И действительно, какая разница. В жизни порой случаются вещи пострашнее.

Джереми вытер подбородок и потянулся к лицу Аннабель измазанной в шоколаде салфеткой, будто хотел провести ею по щеке. Она засмеялась и оттолкнула его руку.

– Поедешь смотреть котиков в субботу? – спросил он. – Приложение показывает, что Берта опять движется на север. Может, мы увидим, как она гонится за котиком.

Аннабель попыталась вновь завладеть салфетками, чтобы стереть каплю мороженого с ладони. Но когда Джереми спрятал пачку за спину, она сдалась и просто облизнула руку.

– Обязательно, – ответила она. – Но ведь ты бы не хотел на самом деле увидеть большую белую акулу. Правда?

Прошлым летом они катались на катере с семьёй Мии. И когда дельфины подплыли совсем близко к борту, Джереми вскрикнул от неожиданности. Мия потом весь день дразнила его.

– Наверное, нет, – улыбнулся он. – Хотя было бы здорово: увидеть – и не запаниковать, согласись? Быть достаточно смелым, чтобы просто оценить, какая она удивительная. Понимаешь?

Аннабель кивнула. Она не испытывала ни малейшего желания увидеть Берту живьём. Но ей казалось, она понимает, почему Джереми говорит так.

Если бы у него хватило смелости не испугаться, встретив белую акулу, он бы лучше соответствовал своему бесстрашному отцу. Хотя Аннабель помнила, как мистер Грин сиял от гордости прошлой зимой, когда Джереми занял третье место в серьёзной математической олимпиаде на Кейп-Коде. И была уверена, что отец Джереми умеет ценить всё, что его сын делает хорошо, а не только смелость при встрече с акулами или победу в соревнованиях по плаванию.

– Погоди, – сказала Аннабель. – Я помню, ты говорил, что Берта ещё недостаточно взрослая, чтобы съесть котика.

Джереми встал и подал ей руку.

– Это не значит, что она не может попытаться, – ответил он.

Аннабель протянула свою уже почти здоровую руку и позволила Джереми мягко поднять себя со ступенек.