— Я ж ничего такого, Женюшик, — постарался я успокоиться.

— Короче, книга на историческую тему. Можно тебе прислать файл, а ты мне скажешь своё мнение?

— Ну, можно — чего ж нет? Конечно можно, Жень!

— Хорошо, я тебе сейчас сброшу в «Общалочку», а ты мне потом ответишь, ладно?

— Без проблем, Евгения! Ты меня заинтриговала!

— Ну тогда жди, — взбодрилась девушка. — Всё, не буду тебя отвлекать от развлечений.

— Ты и не отвлекаешь, — усмехнулся я.

— Пока, Витюшка! — Алмазова сбросила вызов.

«Ну и дела», — я был поражён.

Файл она переслала в приложение «Общалочка» — мессенджер, который отдалённо напоминал знакомые мне современные, которых тут ещё не было и быть не могло по многим причинам.

Пора было возвращаться в ложу, но я решил бегло просмотреть файл. Бегло не получилось — я открыл и сразу увлёкся…

{Евгения Алмазова.

Исторический роман — «Переломная весна».

Глава первая.

Александр Васильевич Колчак. Сингапур-Шанхай-Пекин, март-апрель 1918 года.

Конец марта в Сингапуре выдался очень жарким, а вечера были особенно душные и тяжкие. Вице-адмирала немного тяготил такой климат, хотя после своих знаменитых полярных экспедиций перед русско-японской войной он был привычен ко всему.

Сейчас Колчак, одетый в легкий костюм, сидел на веранде своего номера с бутылкой виски «Grants Family» — отель «Европа» оказался одним из самых приличных в этом городе, а марка напитка напомнила ему прошлогодний визит к Плеханову, когда он летом приехал в Петроград для доклада и нанёс ему визит — с собой он захватил именно этот виски, популярный тогда среди офицеров столичного гарнизона.

Александр Васильевич писал письмо Анне Васильевне, своей любимой женщине, на столе стоял её портрет. Сама она находилась сейчас в Японии, они расстались в январе.

«Милая моя Анна Васильевна, я сам не перестаю удивляться собственному спокойствию, с каким я встречаю капризы судьбы, внезапно меняющие все намерения, решения и цели. Я почти успокоился, отправляясь на Месопотамский фронт, на который смотрел как на место отдыха возле всех тех бурных событий прошлого года. Вы скажете, что это странное представление об отдыхе, но и этого мне не суждено, но только бы закончилось это ужасное скитание и постоянное ожидание, ожидание… Отсюда, из Сингапура, Россия кажется страшно далёкой, здесь всё чужое. Даже звёзды, на которые я сейчас смотрю, думая о Вас, здесь чужие — Южный Крест, нелепый Скорпион, Центавр, Арго с Канопусом — всё это чужое, невидимое для Вас, и только низко стоящая на севере Большая Медведица и Орион напоминают мне о Вас…» — выводил он на листе бумаги, погруженный в воспоминания об ужасных событиях прошлого года.

Первая волна убийств офицеров на Черноморском флоте началась в декабре семнадцатого года.

«Наконец-то Черноморскому флоту не стыдно перед Балтийским», — со злой иронией сказал тогда Колчак и это определило его окончательное решение поступить на британскую службу — война с Германией продолжалась и всё должно было решиться в следующем году.

Англичане проявили к нему интерес, и уже в конце декабря он узнал, что будет направлен на Месопотамский фронт вместе с несколькими своими доверенными офицерами.

«Наверное, их решение вызвано тем, что я хорошо знаю Кавказский военный театр, прилегающий к Месопотамии. Англичане взяли Багдад и ведут наступление на Мосул, и если бы не полный развал, произошедший у нас, они могли бы соединиться в нашим Кавказским фронтом — какие это открывало перспективы и для дальнейших операций флота», — думал с горечью вице-адмирал, хотя согласие англичан, довольно неожиданное для него, его приободрило — он в это время находился в Японии, закончив свою военно-морскую миссию в Североамериканских Штатах.

«Вопрос решён — Месопотамский фронт. Я не жду найти там рай, который когда-то был там расположен, я знаю, что это очень нездоровое место с тропическим климатом, большую часть года с холерой, малярией и, кажется, чумой, которые существуют там, как принято медициной выражаться, эндемически, т. е. никогда не прекращаются. Мне известно, что предшественник командующего Месопотамским фронтом умер от холеры. Неважная смерть, но много лучше, чем от рук сознательного пролетариата или красы и гордости революции — взбунтовавшихся матросов», — писал он в те дни Анне Васильевне.

Из Иокогамы в Сингапур он выехал в середине января, надолго задержался в Шанхае, и вот сейчас, в Сингапуре, это двухмесячное путешествие прервалось — ему надо было снова возвращаться в Шанхай. Всё это время его не оставляли мысли о семье — о жене Софье и сыне Ярославе у него не было вестей с прошлой осени, когда они скрывались сначала в Крыму, а потом перебрались в Каменец-Подольский.

Вице-адмирал отпил виски — только недавно приехав в Сингапур, он через английского военного представителя, который курировал его поездку в Месопотамию, получил телеграмму с настоятельной просьбой вернуться в Шанхай как можно быстрее. Князь Кудашев, посланник в Пекине, писал ему, что предстоит большая работа в Китае и Маньчжурии и что он крайне нужен там. Они были незнакомы, и Колчак немного удивился тому, что на него возлагают надежды уже и в Китае.

— Александр Васильевич, чему вы удивляетесь? — говорил ему по этому поводу один из его офицеров, капитан второго ранга Федотов, когда они сидели на веранде, смотрели на звёзды, травили байки и попивали виски. — Корнилов, Алексеев и Деникин — на юге России, и только вы, один из когорты этих авторитетных военачальников, сейчас здесь, на далёком востоке — вам и остаётся возглавить борьбу на этом участке, больше просто некому. Вы теперь не просто военный, вы теперь ещё и политик.

— Но я ведь никакой не политик и в политике плохо разбираюсь, — возразил ему Колчак.

— Если бы в конце прошлого лета Корнилов смог бы взять власть, всего этого развала и ужаса просто бы не было.

— Возможно, вы правы, — вздохнул вице-адмирал.

В отеле «Европа» вице-адмирал и его сопровождающие сидели ещё несколько дней — пароход на Шанхай отплывал только второго апреля. Колчак по местным газетам старался составить представление о ситуации на фронтах — судя по всему выходило, что масштабное немецкое наступление на Западном фронте находилось на своей первой стадии максимального натиска, союзники медленно отходили, истекая кровью, и готовились ввести в дело свои колоссальные резервы, ожидая, когда немцы начнут выдыхаться — как писала «Сингапур Трибьюн», миллион отлично снаряженных американских солдат должен был решить исход этих боёв в пользу