Шрифт:
Закладка:
У Мун ёкнуло сердце.
— Что именно?
— Сам не знаю, — он упал на диван, провел ладонью по волосам. — Вроде парнишку собаки загрызли, коронер об этом и пишет, но вскользь упоминает про отгрызенный член, а это на собак, пожалуй, не похоже. Их укусы обычно хаотичны, а тут… Ай, нахрен, — Юнсу поморщился. — Просто не нравится мне всё это. Чуйка, ты же знаешь меня.
Мун знала.
Иногда у Юнсу, пусть он и отрицал сверхъестественную природу этого, взыгрывала интуиция. Насильственную смерть он будто чувствовал и почти никогда не ошибался.
— Думаешь, на парня напали?
— Может быть. Но я не собираюсь думать об этом до завтра.
— А что завтра?
— Прощание, — Юнсу расстегнул воротник форменной рубашки. — В часовне университета, потом парня сожгут, и его родители заберут урну с прахом домой. Думаю, сходить. Посмотрю на его окружение. Может, он действительно напоролся на стаю бродячих собак. А, может, и нет.
* * *
Мун сама не понимала, зачем уговорила Юнсу взять её с собой на прощание с погибшим парнем. Его звали Майлз Фостер, как оказалось, и он не был местным — просто учился в Шарлоттауне, как и многие до него, и будут после. Майлзу Фостеру не повезло оказаться не в то время и не в том месте, и полиция с радостью закрыла дело, но чуйка Юнсу продолжала зудеть.
А тягостные ощущения Мун, возникшие накануне, тоже совершенно не исчезали. Кошмар не растворялся в дымке сновидений, а продолжал прятаться на задворках сознания, дожидаясь своего часа.
В небольшом церковном зале собралось довольно много людей. Преподаватели и студенты выражали соболезнования родителям Майлза Фостера, чья фотография улыбалась с небольшого столика, окруженная цветами. Мун вгляделась в его черты: тёмные глаза, щурящиеся на солнце, пухлые губы, узкое лицо, смугловатая кожа. Обычный симпатичный парень, таких много…
И всё же что-то было не так.
— Вы его знали?
Вздрогнув, Мун обернулась.
Мать парнишки мяла в руках носовой платок. На её холеном лице мелькнула гримаса боли.
Даже если женщина богата и может позволить себе костюм от хорошего модного дома, она будет чувствовать из-за смерти своего ребёнка такое же сильное горе, как и любая мать из резервации.
— Я?.. — Мун даже растерялась на мгновение. Что сказать? Она пришла сюда с Юнсу, хотя их никто не звал, но здесь, наверное, половину присутствующих никто не звал. — О, нет, я…
— Дорогая, — отец погибшего парнишки твердо взял жену за локоть. — Иди сюда. Спасибо, что пришли, — он кивнул Мун.
Если он и горевал, то скрывал это намного лучше.
Мун стало холодно. Обхватив себя руками за плечи, она протиснулась через толпу студентов поближе к гробу. Вряд ли она сможет что-то почувствовать, если посмотрит на загримированное лицо, но вдруг?..
Она услышала, как кто-то шмыгнул носом. Случайно толкнула кого-то плечом, пока пыталась пробиться к гробу, и её тряхнуло.
Тёмная вода, смыкающаяся над головой.
Холодные, скользкие руки, сжимающиеся на горле.
Острые зубы, впивающиеся в глотку.
И страх. Вязкий, как смола или мазут, черный, как бездна, в которую никому не хочется заглянуть, ибо неизвестно, что взглянет на тебя в ответ.
Это был парень. Светлые, будто выгоревшие на солнце волосы. Серо-зелёные глаза. И тонкий, едва уловимый запах гнили.
За ним шла смерть.
Мун уставилась на него так, что девушка, державшая этого парня за руку, покосилась неодобрительно, что-то зашептала ему на ухо, успокаивающе погладила по спине. Пялиться так открыто, наверное, было нехорошо, но Мун не могла отвести взгляда. Она чувствовала этот холодок близкой смерти, и у неё немели кончики пальцев, а желудок нехорошо сжимался.
Хотелось ухватить этого парня за плечо, развернуть, рассказать, что он должен беречь себя, но она только выставила бы себя полной идиоткой.
Он подошел к ещё двоим. Холод в желудке стал в разы сильнее. Мун чудилось, что её внутренности кто-то сжал ледяными пальцами, норовя вывернуть их наружу.
Метка смерти была на каждом из этих парней. Разрасталась, будто плесень, холодом охватывала всех вокруг. Разумеется, обычные люди не могли этого чувствовать, но Мун — чувствовала, и ненавидела себя за это.
Откуда-то потянуло тонким, гнилостным запахом стоячей воды.
— Пойдем, детка, — Юнсу осторожно взял её за локоть. — Присядем где-нибудь подальше.
Как в прострации, Мун кивнула.
Зачем она сюда пришла?
Чаще всего её сила дремала. Мун редко оказывалась рядом с теми, кому угрожали духи, но здесь и сейчас она ощущала, что со смертью того паренька всё было не так просто. Как не всё просто и с его… друзьями? Кем были те три парня? Она видела их в первых рядах, и ощущение, что смерть дышит им в спину, становилось лишь сильнее. Обычно Мун чувствовала что-то подобное во снах, но тут отпечаток грядущей смерти был таким сильным, что она почти <i>видела</i> его.
Ощущала.
Обоняла.
А потом она увидела мертвячку. Лишь мельком, но и этого хватило. Раздувшийся от воды, склизкий дух прятался в тенях занавески, скрывающей служебные помещения церкви от посторонних глаз, и ухмылялся, глядя на открытый гроб. От призрака несло застоявшейся водой и водорослями.
Мун едва не вскрикнула, в последний момент зажав себе рот ладонью. Моргнула.
Никого.
Она никогда прежде не видела призраков вот так, наяву, пусть и мельком — лишь во сне. И сейчас подумала: не почудилось ли ей? Но как могло?
Что вообще только что произошло?..
Она вцепилась пальцами в скамью намертво, царапая дерево короткими ногтями и стараясь привести себя в чувство. Быть может, ей показалось.
Быть может, странный запах воды, ей почудившийся, создал фантом.
«А, быть может, чья-то злость настолько сильна, что принимает осязаемые формы? Кто знает, за что смерть наложила свою лапу на этих парней?..»
— Ты в порядке? — обеспокоенно прошептал Юнсу. Её состояние никогда от него не укрывалось.
Мун кивнула.
— Просто похороны тяжелые.
Один из друзей погибшего Майлза Фостера поднялся, чтобы произнести траурную речь от лица университета. Не тот, что привлек её внимание. Другой.
Сдержанный. Спокойный. Даже слишком.
И, пока он говорил, Мун почему-то всё крепче уверялась, что со смертью Майлза всё не так просто.
