од­ного из трех реформированных училищ, существовавших тогда в России (остальные были в Одессе и Кишиневе). В короткое время Лилиенталю удалось так хорошо поставить преподавание общих и еврейских предметов в училище, что это вызвало горячую похвалу Уварова. Рижская школа казалась министру образцом для той сети школ, которою он готовился покрыть «черту оседлости», и Лилиен­таль оказался тем человеком, на которого он мог положиться в деле проведения реформы. В феврале 1841 г. Лилиенталь был вызван в Петербург и имел продолжительную беседу с Уваровым. По расска­зу Лилиенталя, он осмелился заметить министру, что все препятствия к просвещению русских евреев устранились бы, если бы царь даро­вал им равноправность, но министр возразил, что первый шаг долж­ны сделать евреи, дабы «заслужить благоволение монарха». Лилиен­таль тем не менее принял на себя трудную миссию: просвещать бес­правных. Ему было поручено объехать «черту оседлости», организо­вать там разрозненных любителей просвещения («маскилим») и аги­тировать в пользу школьной реформы в народной массе.

Отправляясь в путь, сам Лилиенталь не сознавал всей трудно­сти возложенной на него задачи. Ему предстояло убеждать в «благих намерениях правительства» людей, которые непрерывным рядом преследований были низведены на степень париев; предстояло уве­рять, что правительство желает добра тем детям, которые тысячами сдавались в солдаты и ссылались в далекие края на верную гибель, духовную или физическую. Руководимый непосредственным чутьем народ просто объяснял себе новый шаг правительства: раньше крестили детей через казарму, теперь станут крестить и через школу. Когда Лилиенталь приехал в Вильну (в начале 1842 г.) и в большом собрании еврейского общества сообщил о плане правительства и «друга евреев» Уварова, его выслушали с явным недоверием. «Старцы сидели, погруженные в глубокое раздумье, — рассказывает Лилиенталь. — Наконец главарь их задал мне многозначительный вопрос: «Знакомы ли вы, доктор, также с побуждениями нашего правительства? Меры, принимаемые против всех, не принадлежащих к греко-христианскому вероисповеданию, ясно показывают, что правительство желает иметь в государстве только одну церковь, заботится только о своей мощи и величии, а не о нашем благосостоянии». В ответ на это Лилиенталь привел внушительный довод «от противного»: противодействие новым мерам только раздражит правительство, которое пойдет по пути репрессий, между тем как теперь представляется возможность доказать, что евреи не враги просвещения и заслуживают лучшей доли. На вопрос, чем гарантировано еврейское общество, что в плане правительства не скрывается посягательство на иудейскую религию, Лилиенталь ответил торжественным обещанием, что он откажется от своей миссии, как только убедится, что правительство связывает с нею какие-нибудь тайные замыслы против иудаизма. Кружок «просвещенных» в Вильне поддержал Лилиенталя, и он уехал дальше с верою в успех своего дела. Но жестокое разочарование ждало его в Минске. Здесь, среди страстных прений в собрании, оппоненты выдвинули практические доводы: «Пока государство не предоставит еврею гражданских прав, образование будет для него только несчастием. Простой и необразованный еврей не гнушается унизительными занятиями фактора или мелкого торговца; еврея же образованного, но не имеющего возможности занять почетное положение в государстве, чувство недовольства поведет к отречению от религии, а для такого исхода честный отец не станет воспитывать своих детей». Минские противники казенного просвещения не ограничились разумными возражениями; в собрании и на улицах раздавались из толпы по адресу Лилиенталя оскорбительные возгласы.

Возвратившись в Петербург, Лилиенталь представил Уварову доклад, убедивший министра, что проведение школьной реформы — дело трудное, но не безнадежное. 22 июня 1842 г. был издан указ, установивший надзор министерства народного просвещения за все­ми еврейскими училищами, хедерами и иешивами; было объявлено об учреждении в Петербурге комиссии из четырех раввинов «для со­действия видам правительства» в проведении реформы. Приглаше­нием раввинов хотели дать еврейскому обществу гарантию, что ре­форма не направлена против иудейской религии. Одновременно Ли­лиенталь был командирован для пропаганды в украинские и ново­российские губернии. Пред отъездом он опубликовал брошюру на еврейском языке: «Вестник спасения» («Magid jeschua»), в которой призывал общины идти навстречу желаниям правительства. В част­ных письмах к общественным деятелям он уверял, что указ о школах есть только предвестник ряда указов, направленных к улучшению гражданского положения евреев. На этот раз агитация Лилиенталя имела больший успех, чем во время первой поездки. В больших го­родах (Бердичев, Одесса, Кишинев) «друзья просвещения» встреча­ли его приветливо и обещали содействовать успеху новых школ. Ок­рыленный надеждами, Лилиенталь вернулся в Петербург, чтобы при­нимать участие в работах созванной правительством «Раввинской комиссии», заседавшей в столице с мая по август 1843 г. Состав ко­миссии не оправдывал ее названия: в нее вошли только два духовных лица — представитель «миснагидов» Исаак Ицхаки, ректор высшей талмудической школы в Воложине, и вождь белорусских хасидов Мендель Шнеерсон; Украина и Новороссия послали в комиссию двух мирян — бердичевского банкира Гальперина и директора одесского реформированного училища Бецалеля Штерна. Представители ду­ховенства горячо отстаивали традиционную еврейскую школу, хе­дер, против министерского «надзора», направленного к ее уничтожению. Достигнут был компромисс: пока не трогать хедера, а предо­ставить казенной школе свободно конкурировать с ним. Была выра­ботана и программа преподавания еврейских знаний в новых учили­щах.

Правительство, конечно, не отказывалось от своей идеи дена­ционализации еврейства через новую школу, но старалось скрывать этот замысел от еврейского общества. 13 ноября 1844 г. были подпи­саны царем два акта: подлежавший оглашению указ «об образова­нии еврейского юношества» и секретная инструкция на имя мини­стра народного просвещения. Гласно повелевалось учредить еврейс­кие начальные школы, а также два Раввинских училища для приго­товления раввинов и учителей; учительский персонал в казенных учи­лищах состоит из евреев и христиан; окончившим училища сокра­щается срок военной службы; осуществление школьной реформы на местах возлагается на временные «училищные комиссии» из евреев и христиан. В секретной же инструкции говорилось, что «цель образо­вания евреев состоит в сближении их с христианским населением и в искоренении предрассудков, внушаемых учением Талмуда»; что по мере учреждения новых училищ должны закрываться или преобра­зовываться старые, а когда казенных училищ будет открыто доста­точное число, обучение в них станет обязательным; что смотрителя­ми новых начальных училищ должны назначаться только христиа­не; что следует всячески «затруднять выдачу дозволительных свиде­тельств» на право преподавания в хедерах меламедам, не имеющим общего образования; что по истечении 20 лет никто не может полу­чить звание учителя или раввина без свидетельства об окончании казенного Раввинского училища.

Вскоре тайное сделалось явным, и народ вступил на привыч­ный путь пассивного сопротивления мерам правительства. Медлен­но подвигалась школьная реформа. Начальные и раввинские учи­лища (последние в Вильне и Житомире) открылись в 1847 г., и в первые годы эти казенные училища влачили жалкое существова­ние. Еще до завершения реформы сошел со сцены д-р Лилиенталь. В 1845 г. он внезапно оставил службу