костей пробрало, — сказал он, откашлявшись. — Ещё и ледяной.

— Прямо как твоё сердце.

Фима коснулась донышка чашки и сказала:

— Отепла.

Красибор почувствовал, как сосуд в его руках потеплел. От поверхности напитка начал подниматься полупрозрачный пар.

— С крепостью ничего сделать не смогу, сам виноват, — улыбнулась девушка. — Разве что водичку дам, чтоб разбавить.

— И так нормально, — улыбнулся Красибор.

Он ощущал невероятное тепло не только в руках, но и в сердце. Казалось, всю свою жизнь он жил в какой-то далёкой стране, лишь сейчас вернулся домой и подмечает те мелкие детали, которые и делают дом — домом, заставляют тосковать и наполняют душу любовью.

— Ну, раз так, закончим со стенами и спать. Рома прав, нам нужно набраться сил.

— Отложи ремонт до завтра, — предостерёг её Красибор. — Мы можем утром нанести грунтовку, как раз будет время ей высохнуть.

— Или…

— Или?

Фима выудила из-под кровати несколько рулонов насыщенно-изумрудного цвета. Она раскатала один из них и погладила. Материал был плотным и бархатным наощупь.

— Лепота, лепота… — бормотала она, нежно улыбаясь.

И тогда зелёные полосы поползли на стены, а брови Красибора, в свою очередь, — поползли вверх. На его глазах рулоны забирались до самого потолка и, натягиваясь, приставали к стенам так ровно и чётко, будто изначально были частью дома. Через несколько минут три стены из четырёх обрели новый цвет, и Красибору показалось, что он вновь в саду своего дома. Для четвёртой стены девушка приготовила рулон другой расцветки. Она раскатала по полу нежно-зелёный свёрток, он был цвета первой весенней травы. По нему, встречаясь и прощаясь, переплетаясь и расходясь в стороны, тянулись цветущие вьюнки и оранжевые с жёлтым маргаритки. Распустившиеся цветки и крепкие бутоны расположились в пространстве так размеренно, что и воздуха достаточно оставляли между собой, и сохраняли насыщенность рисунка.

Фиме даже не пришлось ничего говорить, весеннее цветение само потянулось вверх и покрыло стену. Красибор заворожённо смотрел на весь процесс, не веря глазам. Пока его внутренний сварливый дед причитал, что Фима зазря тратит ману, внутренний ребёнок его был в восторге.

— Может, дело в том, что я не видел ещё большого волшебства, — сказал он, — но вот такое, кхм, дай подобрать слово… — почесал затылок, размышляя. — Такое бытовое волшебство выглядит потрясающе. Правда.

«Как и ты», — хотел он добавить, но вовремя себя осадил.

— Спасибо, мне тоже очень нравится, — улыбнулась Фима. — Наверное, не рационально использовать сейчас магию лишний раз, но это волшебство затратило всего пару капель силы. Знаешь, на кончике ножа. И как по мне, того стоило. Уютнее стало, да?

— Ага, как в саду, — согласился Красибор.

— С видом на океан! Вот где настоящее волшебство, — мечтательно добавила она, выглянув в окно.

Рядом с ней вдруг загорелась свечка, но девушка даже не обратила внимания.

«Наверное, зачарованная, — подумал Красибор. — Как автоматическое освещение».

Он пригляделся к свечке: та была довольно большой и почему-то в форме литровой банки для засолов. Красибор разглядел в восковой толще дольки апельсина и какие-то синенькие цветочки. Они пронизывали свечку по всей ширине и выглядывали на поверхность, создавая удивительной красоты узор. Вокруг витало ощущение расслабленного праздника, а воздух постепенно наполнялся ароматом воска и мёда.

— Тебе очень нравится океан, не так ли?

— О да, — Фима улыбнулась, не отрывая взгляда от волн вдалеке.

— Тогда есть неплохой шанс, что тебе понравится у меня дома. Несмотря на то, что там сейчас происходит.

— Из твоих окон видно море?

— Да, почти изо всех, — Красибор чуть смутился. Он хотел бы не хвастаться, но это было выше его сил: — Мы с отцом живём прямо на берегу.

— Что-о-о? — воскликнула девушка и прижала руки к щекам. — Ты серьёзно?

— Будешь на крылечке чай пить, а до тебя брызги долетать будут.

— Правда? — она вдруг схватила его за руки, держа их напротив своей груди. — Это, должно быть, потрясающее место!

— Так и есть. Как минимум, было потрясающим.

— Скорее бы завтра! Не терпится изгнать порчу и всем вместе попить чай с морскими брызгами!

— Мне нравится твой оптимизм, — улыбнулся Красибор.

Он не сопротивлялся и позволил Фиме попрыгать на месте, держа его за руки. Страх и тоска сжимали его сердце с такой силой, что ему буквально физически было необходимо сохранить этот крохотный огонёк радости, который дарила ему Фима. То же самое чувствовала и она. В голове у девушки вертелся миллион вопросов и ни одного ответа. Но завтра она побывает в доме возле океана — и эта короткая и радостная мысль немного разгоняла грозовой мрак, царивший сейчас у Фимы в душе.

— Тётушка ответила что-то? — спросил он, когда девушка завершила свой маленький танец во славу оптимизма и взяла свою кружку.

— Пока нет. Она сказала, что наблюдение в больницах в целом дело обычное, но камеры, как правило, не скрывают. Кое-как она нас прикрыла перед Аметистом Аметистовичем, но тот, конечно, был в праведном гневе. Тебе нужно будет сходить к нему на осмотр завтра.

— Не горю желанием, — отрезал Красибор.

— Эй, ты там чуть не умер. Не шути с этим.

— Ну не умер же.

— И чего мне это стоило?!

Девушка вспыхнула и, гневно шипя, выхватила чашку с недопитым напитком из рук Красибора и выскочила из комнаты. Мужчина растерянно смотрел на уже пустые руки, мысленно ругая себя. Он подошёл к зеркалу, чуть оттянул ворот рубашки и взглянул на свою шею: толстый рубец тянулся поперёк мышц так, будто кто-то перерезал ему горло. Красибор потрогал шрам и с трудом сглотнул.

— Придурок, вот не тебе пришлось кровищу потом с одежды отстирывать! — Фима влетела обратно в комнату подобно фурии. — И держать умирающего товарища!

— Я схожу на приём, — прервал её Красибор. — Если ты уверена в этом враче, то схожу.

— Уверена, конечно.

— Вы давно знакомы?

Девушка замялась:

— Я хорошо знаю его отца. Дядя Аметист всегда был очень добр ко всем.

— Аметиста Аметистовича тоже? Как вообще можно доверять людям с такими странными именами? — хмыкнул он.

— Ну а мне ты доверяешь?

Красибор пристыжённо опустил опустил глаза:

— Конечно.

— Арифметике Буеславовне-то? Ты подумай, может, не стоит?

— Не обижайся, пожалуйста. Много всего произошло.

— Не для тебя одного.

Какое-то время оба они молчали. Фима смотрела на океан, надеясь, что тот принесёт ей хоть толику своей безмятежности, а Красибор смотрел на Фиму и размышлял о том, какой кошмар он собственноручно привнёс в её жизнь. Она согласилась помочь, и чем это уже успело обернуться для неё и её близких.

— Сделаю, как ты скажешь.

— Вот и славно, — буркнула она в ответ, не оборачиваясь.

— Будешь ещё чай?

— Буду.

Красибор покинул комнату, оставив Фиму одну. Та воспользовалась уединением, чтобы переодеться ко сну. Когда Красибор вернулся, она уже была в удлинённой воздушной сорочке: легчайший бежевый шёлк стекал по её телу, ласково обнимая