— Точка рандеву через две минуты! — голос пилота в ухе. От которого я занервничал.

— Что ты можешь предложить такого, что мне может понравиться? — самодовольно ухмыльнулся сеньор.

— Например, жизнь кого-то из ваших близких. Не сейчас, разумеется, в будущем времени. Но — жизнь.

Он рассмеялся. И смеялся искренне.

— А ты весёлый парень. Ну что ж, продолжай, удиви меня полётом фантазии!

— Да всё просто, сеньор Торрес. Как только мы начнём стрелять друг в друга, то бишь как только наши конвертопланы сядут на наши палубы, вы убьёте этих людей. Ибо мы обеспечим вам неприемлемые потери. А если даже и нет, вы их сразу не тронете — убьёте их позже, когда мы будем на вас наступать и зачищать вас, закапывая ваши дома-крепости орбитальной бомбардировкой. А так вы их отпустите — они гарантированно останутся живы… Если их не убьёт на войне, но тут все под богом. Мы же со своей стороны гарантируем жизнь одному аристократу по вашему выбору, и после тотальной зачистки всех ваших семей, всех членов старше тринадцати, этот человек останется жить. И, возможно, наследует то от вашего клана, что останется после дерибана его хищниками.

— Да, ты и правда с фантазией. Но нет. Я не согласен. Ибо мы будем драться во-первых, а во-вторых, вы будете уничтожены. В любом случае.

— Сеньор, а вы играли в казино? — До рандеву минута, а я ничего пока не сделал. Очко сжалось, к горлу подступил панический страх, а потому фантазия и харизма работали с удесятерённой силой.

— Глупый вопрос, — сощурился сеньор.

— Я, вот, недавно играл. И знаете, что удивило? Я играл в первый раз в жизни, первый вечер! И мне выпал флеш-рояль. Тогда, как он зачастую не выпадает опытнейшим профессионалам за всю их трудную жизнь. Но ещё более удивительно, что у соперника было каре, то есть «рука» лишь на чуть-чуть слабее. Скажите, какова была вероятность такого происшествия?

Пауза.

— В жизни всякое случается, сеньор Торрес, — продолжил я. — Давайте не будем ломаться, а просто заключим эту грёбанную сделку! Не на эмоциях — эмоции вредят деловым людям. А как профессионалы своего дела, а я ни в коем случае не опьянён временной победой над вами и считаю вас опаснейшим и тяжелейшим противником, которого до смерти боюсь. Борюсь, но боюсь, опасаюсь, потому и не делаю глупых ошибок.

— Рандеву! — голос пилота. — Следуем дальнейшей программе согласно полёта?

— Стоп-машина! Зависли! — скомандовал вслух я. Сеньор на той стороне визора усмехнулся, поняв меня, и тоже вслух, для своих, отдал приказ:

— Стоп-машина! Ждать!

Ему утвердительно ответили, разобрал только голос.

— А знаешь… — продолжил он, сощурившись и сквозь прищур оценивая меня. — А знаешь… Хуан. Ты очень интересный противник. Теперь понимаю этого пердуна Октавио. Он так и сказал: «Вы пожалеете. Эта сучка — единственная, кто сдерживает это малолетнее чудовище. Устранив её, вы получите такие проблемы, какие и в страшном сне не могли увидеть». А также понимаю его настрой взять тебя зятем.

Это он про Сирену и покушение на неё? И что, такое сказал Феррейра? Что ж, император Октопус вырос в моих глазах.

— Пожалуй, я готов сыграть в эту игру, — сам себе кивнул он. — Но вот твоих бойцов у нас двадцать два. А ты предлагаешь спасти ОДНОГО члена моей семьи.

— А вы что, ставите знак равенства между ОДНИМ аристократом и ОДНИМ простолюдином? — картинно взлетели мои брови. — Сеньор, давайте я опубликую на портале «Цитадели» наш разговор, пусть люди посмеются с вас. Не все, исключительно аристо — им тоже нужно смеяться. Да вас во всех салонах начнут презирать, все коллеги, узнай об этом!

Что смог — сделал. Лишь бы не переиграть. Гранд Торрес не тот человек, которого можно взять на слабо. Но в теории я готов обещать жизнь и безопасность двадцати двум членам их семей, один к одному, просто бравирую.

— А знаешь… — собеседник наморщил нос, сам себе кивнул и принял решение из разряда «я царь, как захотел — так и будет». — А знаешь, я, наверное, не стану с тобой спорить. Ведь всё равно мы победим, и тебя по моему приказу вздёрнут на козырьке главного входа дворца, ага, по твоему же рецепту, без суда и следствия. Одного ты пообещаешь, или больше — без разницы. Но также верно и про аристо. Даже профессионалы такого уровня, как люди Гарсия, не стоят одного члена семьи Сантос. Так то я уступлю, и сравняю стоимость их жизни с одним членом их семьи.

— Сантос? — не понял я.

— Да. Это люди Альфонсо взяли тех… Бойцов. — Сеньор снова избежал оскорбления, респект ему и уважуха. Я сейчас искренне. — Они у них в поместье, в камерах, и только они могут решить их судьбу.

— То есть они могут не согласиться на такую сделку? — Я снова напрягся.

— Я поговорю с крестником, — довольно ухмыльнулся сеньор. — Объясню ситуацию. Как бы он ни ненавидел тебя за гибель отца, он остался «на плаву» и мыслит трезво. Мне нужно время для разговора.

— Предлагаю, чтобы война не началась, а без нас она не начнётся, остаться здесь, повисеть, подождать решения Сантосов. — Самый скользкий момент моей операции с бравадой в подвешенном в атмосфере состоянии… Но повезло, бог любит Хуана Шимановского.

— Полностью согласен. Ты ж не спешишь? — усмешка сеньора. Всё понимал, старый лис, для чего я тяну время. Но в отличие от меня, он считал, что в любом случае они победят, а жизни бойцов для него ничего не значили. Кстати, к ним до сих пор идут подкрепления, так что с другой стороны ожидание им тоже немного выгодно.

— Меня, конечно, чаем не поили, как вас Фрейя, но переживу какое-то время, — ответил я. — Да, давайте пока повисим.

Мы разъединились. Он — звонить партнёру, возглавившему клан вместо отца Альфонсо Сантосу (считающему меня УБИЙЦЕЙ отца, видали наглость?) Я же набрал своих.

— Зенит, мы какое-то время повисим в этой точке. Никаких враждебных действий в отношении конвертоплана сеньора Торреса не предпринимать. Следить за обстановкой вокруг.

— Понял, Кедр, — отчитался зенитчик.

— Хуан, я в бункере, в резервном центре управления. — Это Фрейя. — Что у вас?

— Всё норм, тяну время. Подгоняй там наших, как они?

— Справляются, но эвакуируются медленнее, чем должны по плану.

— Хорошо. Давай, за старшую. Не подведи!

— Есть, мой генерал! — Козырнула. — Хуан, я примерно понимаю, зачем ты накачиваешь атмосферным воздухом всё под куполами. Но всё же…

— Фрей, если по куполу долбанут ракетой, если Зенит её не перехватит, не хочу, чтобы купол сложился внутрь. Чем выше давление внутри, тем больше вероятность, что при взрыве осколки и поражающая часть отлетят наружу.

— Это-то понятно. Но вся зелень погибнет. Кстати, в том числе роща перед корпусом.

— Фрей, это деревья. Привезём из питомника новых, когда победим.

— Поняла тебя. Всё, я на стрёме, руковожу процессом! Ах да, Бэль притащила в бункер ту девицу, Каролину. Лопочут друг с другом, как закадычные подруги — обе нервное напряжение сбрасывают.

— Это ж хорошо, что есть с кем в трудную минуту языком почесать. Разве нет? — не понял я.

— Она — дочь одного из главных мятежников, — напряжение в голосе. — Насколько ей можно доверять?

— Я доверяю. Но рядом на всякий двое или трое ветеранов.

— Поняла. — Вздох. Тему закрыли. — Хорошо, вопросов больше нет. Удачи, рыцарь! Порви их всех!

Рассоединилась.

Сеньор Торрес вышел на связь через минуту.

— Хуан, Альфонсо согласен со мной, что это бред — вы всё равно все умрёте. И казнить ваших людей не планировал — ты уж слишком показательно считаешь нас исчадиями ада. Иногда на всю страну. Это неправильно. Но он пошёл навстречу и назвал свою племянницу Ирэн. Её отец, кузен Альфонсо, погиб при аварии маршевых двигателей, возможно, ты слышал про ту историю несколько лет назад. Он хочет для девочки счастья и готов обменять на жизнь твоих бойцов. Теперь ты доволен?

— Да, я доволен. — Я кивнул. Есть! Получилось!

— Тогда, раз мы ЗАКЛЮЧИЛИ СОГЛАШЕНИЕ, — выделил он эти слова, — летим дальше?

— Сеньор! — картинно распахнул я глаза. — Как можно! Нет, я не ставлю под сомнение ВАШЕ слово, хотя Сантосу, признаюсь, не поверил бы. Но вот… Понимаете, случайность в нашей жизни никто не отменял. Вдруг мои люди её убьют по ошибке во время штурма? В пылу боя все кошки серы, знаете ли.

— Снова тянешь время, — понимающе улыбнулся сеньор Торрес. — И чего ты добьёшься за этот час, что будет происходить обмен?

— Хотите сказать, что перед смертью не надышишься?

— Именно! — Улыбка сеньора стала лучезарнее.

— Тогда, если нас