которое в период с конца 1980‐х до середины 1990‐х годов и само активно трансформировалось. До начала перестройки большинство музыкальных программ советского телевидения, во-первых, были объединены некой общей сюжетной канвой, а во-вторых, проходили через систему редакторской цензуры. Поводом для тематического объединения эстрадных песен могли быть праздники («Голубой огонек», тематические концерты «Ко дню…»), литературные сюжеты («Бенефисы» Гинзбурга), скетчевые диалоги («Кабачок 13 стульев»), письма телезрителей («Утренняя почта»)336. Таким образом, популярная музыка возникала в телевизоре, с одной стороны, очень дозированно (преимущественно по праздникам, в лучшем случае – по выходным). С другой – телевидение тяготело к искусственному укрупнению изначально малой формы песни, к ее растягиванию во времени. Никто не предполагал, что музыкальным номером можно заполнить паузу, а музыку можно воспринимать в фоновом режиме, между делом. Просмотр музыки по телевидению, как и просмотр телевизора вообще, воспринимался как самостоятельное событие, требующее целенаправленного внимания337.

Телевидение начала 1990‐х годов унаследовало от перестроечного телевещания внутреннюю мультижанровость программ и коллажность в подаче материала. Музыкальные номера продолжали внедряться в структуру самых разных по формату передач. Так называемые музыкальные паузы были в интеллектуальной игре «Что? Где? Когда?» и в семейной викторине «Счастливый случай»; клипы регулярно появлялись в утренних шоу и в молодежных программах типа «…До 16 и старше». Наконец, музыка нередко играла важную роль в популярных сериалах – например, сюжет «Элен и ребята» крутился вокруг репетиций студенческой поп-группы, а заставка сериала «Дикий ангел» по сути была полноценным музыкальным видеоклипом.

Параллельно шел поиск новых собственно музыкальных телеформатов. «Утренняя почта» стала еще более развлекательной, а вел ее теперь поющий комический дуэт Лолиты Милявской и Александра Цекало (они же Кабаре-дуэт «Академия»). Из рубрики «Взгляда» вырос немного снобистский «МузОбоз» Ивана Демидова. Сергей Минаев собирал артистов в программе «50 × 50». Юрий Николаев перевел на русский формат детские певческие телеконкурсы в «Утренней звезде». Валдис Пельш проверял коллективную музыкальную память в игре «Угадай мелодию». Альтернативная и рок-музыка получили прописку в эстетских программах «Джем» и «Программа „А“». (Почти все эти программы существовали вплоть до конца 1990-х.) Наконец, с появлением кабельного вещания возникли и целые каналы, контент которых преимущественно состоял из клипов: с 1989 года в Москве работал «2 × 2», в 1993 году его дополнил канал BIZ-TV, в 1996 году появился полностью музыкальный канал «Муз-ТВ», а в 1998 году открылся русскоязычный MTV338.

Вместе с телевидением принципиальным образом изменяются и режимы его просмотра. Еще в перестройку, по свидетельству Екатерины Сальниковой, «сформировался другой темпоритм обращения к телевидению, более частый и интенсивный. <…> Время бодрствования перед включенным экраном теперь могло растягиваться далеко за полночь»339. В свою очередь, присутствие музыки на телевидении тоже становилось фактически постоянным. Не только на зарубежных кабельных, но и на центральных общедоступных каналах российского телевидения клипы появлялись в сетке телевещания практически круглосуточно. С утра их показывали в утренних шоу типа «Доброе утро»; после обеда – в молодежных программах вроде «…До 16 и старше» и «Джема»; вечером и ночью – в «50 × 50» и «МузОбозе».

Этот же период совпадает с расцветом индивидуальной видеотехники. Любимые клипы, а иногда и весь эфирный поток зарубежного MTV, который ретранслируют кабельные вещатели, записываются на видеокассеты. Их пересматривают целенаправленно – в одиночку или с друзьями; нередко они становятся фоном для домашних праздничных застолий, свидетельствуя о продвинутости хозяев. В 1990‐е уже не песня, а клип оказывается явлением, которое перерастает само себя, образуя новые, широко востребованные жизнемифы.

Главный жизнемиф музыкальных клипов был связан с образом другой жизни. Восприятие музыкального видео рядовым отечественным зрителем было очень схоже с восприятием западной рекламы и западной телепродукции вообще. Российский телезритель смотрел рекламу «как зритель, а не как потребитель»340 – и в этом же статусе зрителя, а не меломана он смотрел и видеоклипы. Была важна не столько музыка, сколько визуальные образы: внешний облик исполнителя (одежда, макияж, прическа), его манера двигаться, непривычные интерьеры и ландшафты, окружающие предметы (от плюшевых игрушек до ультрасовременной техники). Перефразируя высказывание Екатерины Сальниковой, российский зритель воспринимал клипы не как рекламу музыканта или песни, а как рекламу «другой жизни в другой предметно-пространственной среде»341.

Российские видеоклипы оказывались причудливой смесью. Редкие из них снимались «там», при этом практически каждый копировал стандарты зарубежного клипмейкерства (вплоть до очевидного плагиата342). Экстенсивное освоение нового жанра – способы демонстрации артиста и его частей тела, хаотичный монтаж, выстраивание многослойного нарратива и так далее – все это вместе с колоссально расширившимися техническими возможностями и местными особенностями давало поразительные в своей экспрессивности и экстравагантности образцы клиповой продукции. Тогда эти эксперименты становились поводом для жарких публичных дискуссий об упадке российского общества; сегодня они зачастую вызывают ностальгию.

В потоке образов: музыкально-визуальные закономерности

Не секрет, что родовой чертой музыкальных видеоклипов является их визуальная избыточность. За чрезмерной множественностью образов, транслируемых в единицу времени, стоят законы внутренней организации поп-музыки и система ее ротации в медиа. Эндрю Гудвин обращает внимание на семантическую важность постоянного повторения. Он отмечает, что «повторение происходит на трех уровнях: в песнях, между песнями и в медиапространстве»343. Во-первых, в самой песне есть постоянно повторяющиеся музыкальные элементы (куплет, припев, связка-проигрыш). Во-вторых, разные поп-песни часто строятся на похожих ритмических, интонационных и гармонических мотивах. В-третьих, внутри медиапространства песня регулярно воспроизводится на радио, по ТВ в виде клипа, который крутится многократно; также песня может использоваться в рекламе344. Таким образом, визуальная избыточность видеоклипа, с одной стороны, должна компенсировать постоянные музыкальные повторы внутри поп-песни, увлечь слушателя-зрителя, удержать его внимание на себе. С другой стороны, ускоренная подача визуальных образов обусловлена тем, что клип исходно предназначен для того, чтобы его смотрели много раз345.

На рубеже 1980–1990‐х годов увеличивается количество визуальных образов, демонстрируемых в музыкальных клипах. Нарушая все законы человеческого восприятия, клипмейкеры стараются утрамбовать в единицу времени максимальное количество кадров. В общемировой практике этот поворот во многом был обусловлен новыми технологиями съемки и появлением компьютерных спецэффектов. В нашей стране технологический поворот совпал с историческим. С распадом СССР в России появилась не только техника, на которой можно было снимать и монтировать видеоклипы, – началась новая эпоха, двигателем которой стала идея свободы. Снятие каких-либо запретов вылилось в эйфорию от новых возможностей. Это состояние очень хорошо фиксировала клиповая индустрия.

Скорость монтажа и темпоритм музыки

Характерная примета отечественных видеоклипов 1990‐х годов – существенное увеличение скорости монтажа. С одной стороны, это можно объяснить желанием