Шрифт:
Закладка:
Пальцы Сунлиня скользили по ее бокам, ладонь накрыла шею, а большой палец надавил на ложбинку между ключицами. Он наклонился и лизнул это местечко, порочно вырисовывая языком на коже невидимые узоры.
Катарина пошатнулась и вцепилась в его плечо, отталкивая.
– Не нужно… Я должен идти, а вы мешаете.
Он горячо зашептал ей в шею:
– Твое зелье до сих пор действует… Если я не прикоснусь к тебе, то не смогу сдержаться и расскажу все, что хочу с тобой сделать… И поверь, тебя это… Очень. Сильно. Напугает.
Катарина не смогла сдержать жадный стон, и в тот же момент Сунлинь подхватил ее, заставляя обвить ногами его талию. Влажная ткань халата сбилась и облепила тело, но сейчас она уже не боялась, что он может узнать ее секрет.
– Скажите… расскажите мне все… Каждый ваш секрет… Поделитесь всеми порочными ласками, о которых мечтаете… Минэко обучала девушек ублажать мужчин. А я слушал ее очень внимательно…
Она обхватила ладонями его горящее огнем возбуждения лицо.
Из его горла снова вырвался стон, похожий на звериный рык.
– Ты даже не подозреваешь, о чем просишь…
– Я знаю, что происходит между мужчинами и женщинами…
Он не дал ей договорить, серьезно взглянув в глаза.
– Мы оба – мужчины.
– Вас это смущает?
– Меня смущает то, что мне на это плевать. Я хочу получить тебя. Овладеть тобой. Быть там, где это только возможно… В тебе… чтобы ты носил часть меня в себе. И все равно, куда я войду…
Боги!.. Его слова действительно были сродни вулканической лаве.
– Я… хочу, чтобы вы это сделали… чтобы владели мной… хочу принадлежать вам… просто… будьте терпеливы со мной… – Катарина медленно приблизила свое лицо к его и лизнула пухлые потрясающе вкусные губы своего принца. – Сегодня… вы сможете войти… в мой рот…
Он прижал ее к стене и накинулся на ее губы безумно медленным, тягучим, как сладкий мед, поцелуем. Губы и язык Сунлиня овладевали ее губами, посасывали, втягивали в свой рот.
Катарина со стоном оттолкнула его и соскользнула вниз.
– Идите… ждите меня… в моем павильоне и в моей кровати… – Она не удержалась, накрыла пальцем тугой сосок, а к другому прижалась губами и, облизывая, сдавленно прошептала: – Будьте обнаженным… Когда я вернусь, хочу видеть ваше тело…
С трудом, но она заставила себя оторваться от Сунлиня. Схватив запасную одежду, не оглядываясь, Катарина выбежала наружу. Пока не оказалась в лазарете, запрещала себе даже дышать. Он вернулся. Он с ней. Любит ее. И ему все равно, мужчина она или женщина. Значит… Значит, и женщиной она понравилась бы ему тоже? А что, если признаться? Нет! Нет-нет-нет, сейчас нельзя…
Юркнув за ширмы, Катарина стащила с себя промокшее ханьфу и повязку, а затем, заново стянув грудь, быстро переоделась. Одежда была старой, потертой и лишенной всяческой изысканности. К тому же немного велика. Зато отлично скрывала ее фигуру. Понравится ли она Сунлиню в этом убогом одеянии? Но разве он не дал понять, что она нравится ему любой? Он обещал купить ей одежду. И пусть она будет мужской, зато красивой и новой. Никем прежде не ношенной. Это значит, что она… пойдет с ним?
Нет, сейчас не время об этом думать. У нее есть заветные часы счастья, и она намерена провести каждый из них, наслаждаясь своим любимым желанным принцем.
Но сначала страдалец в окровавленных белых одеждах.
Катарина подошла к пациенту. Он бредил. Голова металась по подушке, волосы прилипли к влажной коже.
Проклятье! У него жар.
Катарина сняла повязку. Рана загноилась, а края на ощупь оказались странно твердыми, будто… каменными. Кто оставил такую рану? Где они вообще шатались с принцем?!
Катарина быстро зажгла свечи, фонари и растопила очаг для приготовления отвара.
Целитель, как нарочно, продолжал шептать имя принца, умоляя его остаться рядом, принять чувства и забыть провинциального лекаря. И зачем она пытается его спасти? Своего соперника!
Вздохнув, Катарина начала вычищать гной, которого с каждой минутой становилось все больше. Да что ж это такое?!
Катарина прошептала заклинание, чтобы проверить подозрение. Алхимическая печать легла на рану и тут же словно сгорела, превращаясь в черный дымок. Так и есть! Она была права – это проклятье.
Как снять это проклятье, если она даже понятия не имеет, в чем его суть?
Закладывая в рану мазь, которая должна была помочь избавиться от гноя, Катарина тихо пробормотала:
– Где же вас демоны носили?!
Сильные горячие ладони обвили ее талию. Катарина вздрогнула от испуга и тут же оказалась прижата к такой твердой и широкой груди, которая казалась каменной стеной.
Приглушенный потусторонне красивой маской голос прошептал:
– Я обязательно тебе обо всем расскажу. Думаю, тебе бы там понравилось.
Катарина задрала голову, глядя в блестящие в прорезях маски глаза. Какими же темными и глубокими они были. Затягивали в черную пропасть запретной алхимии, происхождения которой Катарина не знала. Он погубит ее… Обязательно погубит. Она же, глупышка, сама шагнет в эту пропасть.
– Снимите маску.
Он послушно развязал ленты и открыл свое лицо.
– Почему вы не дождались меня?
Катарина не могла отвести глаз от его знакомого и в то же время изменившегося лица. И как она сразу не заметила?..
– Уже почти рассвет… – Он кивнул на окно. – Я подумал, вы решили сбежать…
Только сейчас Катарина заметила, каким уставшим и осунувшимся он выглядел. Под глазами залегли глубокие темные тени, а щеки впали, как будто он долгое время голодал. Порез на скуле воспалился, и даже смотреть на него было больно.
Как он умудрялся выглядеть еще более сильным, чем прежде, и в то же время настолько измученным?
– Когда вы в последний раз спали?
Катарина развернулась в его объятиях, прижимаясь всем телом.
Принц устало улыбнулся.
– У меня еще будет время отдохнуть.
И что это за ответ?
Катарина прищурилась и еще раз требовательно спросила:
– Когда. Вы. В последний раз. Спали?
Улыбка Сунлиня стала греховно-соблазнительной.
– Как же я люблю, когда ты такой суровый!..
– Я не в игры играю. – Катарина повернулась к ценителю, который снова простонал имя принца. – Идите спать. Я не смогу сегодня к вам прийти. Ваш любовничек может умереть, если я не пойму, какое проклятие он получил.
Пальцы впились в талию, причиняя одновременно и боль, и наслаждение. Сунлинь развернул ее лицом к себе и гневно прошипел:
– Он мне не любовник. Он вообще никто и нужен мне лишь из-за того, что знает что-то