Шрифт:
Закладка:
Глава двадцать четвертая
Жак
Джек знает, что сейчас его прервут, еще до того, как это происходит.
Входит Лора, перед которой в воздухе висит плазменная проекция.
– Какой-то объект только что пробил дыру в куполе!
«Ох, блядь».
– Ракета?
– Дахун говорит, что не было ни взрыва, ни дымового следа. Вряд ли.
– Тогда что? Этот купол ничто не брало с самого возникновения.
– Все видео от кибернаблюдателей отправляется федералам, но какие-то хакеры-любители в Нимбусе перехватили несколько фотографий и…
– Продолжай, Лора.
– Они… гм… они утверждают, что это был ангел.
Джек массирует глаза.
– Только не говори мне, что новостные ленты…
– Да.
– Отлично. Теперь скажут, что это десница Божья обрушилась с небес и пробила купол, чтобы принести победу праведным нигерийским войскам.
– Да. Да, именно это уже и говорят.
Джек цыкает зубом.
– Это та самая фотография?
У существа множество конечностей и кожа цвета листвы. Если прищуриться, оно и впрямь напоминает ангела – или нескольких.
– Лора, а сколько крыльев у…
– У херувима может быть шесть крыльев, сэр.
– Ага. Ага.
Он смотрит и смотрит, пока изображение не расплывается зеленым туманом. Но теперь он видит и кое-что еще – разницу между…
– Их там двое, – говорит Джек.
Лора прищуривается.
– Не говорите мне, что вы верите в теорию с ангелами.
– Заставь кого-нибудь улучшить качество изображения, и пусть удостоверятся, что пробоина реальна. Не с помощью инструментов, а настоящими человеческими глазами, – приказывает Джек. – И доставь того ксенобиолога… как там его зовут? Круз? Доставь его сюда немедленно. Нам нужно… Вся моя стратегия опирается на этого пришельца. Я не допущу, чтобы он сейчас пострадал.
– Да, сэр. Это женщина, и ее зовут доктор Бодар.
– Верно, доктор Бодар, а теперь иди. И дай мне час покоя. Мне нужно сделать один звонок.
– Снаружи стоят представители организации «Горожане за свободный Роузуотер», которые хотят с вами встретиться.
– И кто они такие?
– Люди президента, сэр. Очевидные, буйные и пришедшие критиковать вас за ваше выступление.
– Нам ведь придется в какой-то момент начать их отстреливать?
Лора колеблется, потом открывает рот. И закрывает.
– Да я шучу. Иди. Господи боже.
Он снова один и нервничает в два раза сильнее. Что, черт возьми, случилось с куполом? Джек берет себя в руки, делает глубокий вдох и звонит Уставшим.
После гудка и недолгой тишины ему отвечает мужской голос:
– Я гадал, когда ты перезвонишь и перезвонишь ли вообще.
Джек не знает, что на это ответить, а сердце у него в груди безумно колотится, поэтому он молчит. Он в любом случае не доверяет ни своему языку, ни своему голосу.
– Сын мой, ты предал нас?
– Нет.
– Ты до сих пор Уставший?
– Да.
– Тогда расскажи мне о ситуации в Роузуотере, сын мой.
«Ситуация в Роузуотере такая, что нам всем пизда».
– Сэр…
Сэр.
Не забывай говорить это каждый раз. В начале фразы, в конце, в середине. Сэр.
Он приходит, Джек приносит ему пиво «Гальдер» и чистый, охлажденный в холодильнике стакан. А потом покидает комнату, но остается неподалеку, – так, чтобы в любой момент обслужить гостя, но при этом не слышать, о чем говорят взрослые.
«Ты никогда не станешь великим, если все время будешь делать то, что тебе говорят». Вот что сказал ему гость в свой предыдущий визит. Джек записал это.
Джек живет с тетей, живет уже два года, с тех пор как несчастный случай унес жизни его родителей, брата и сестры. Он не помнит, как это произошло. Помнит только боль лечения, физиотерапию, операции. Помнит, как сидел в машине и что в какой-то момент его младший братишка пукнул. Помнит, что светило солнце, а окно… что-то случилось с окном.
После похорон тетя забирает его к себе. Своих детей у нее нет, и клан соглашается, что Джека должна принять она.
Первый год проходит нормально, но вскоре после Рождества тетя вваливается в его комнату ночью, хватает Джека за член и надрачивает его, одновременно шуруя другой рукой в складках ночной сорочки; дыхание у нее влажное и пахнет плесенью. «Приведи себя в порядок», – велит она, закончив. Она говорит одно и то же каждый раз. Днем они об этом не разговаривают. Впрочем, Джеку слишком стыдно, и слов он все равно не находит. Он начинает думать о том, как отсюда выбраться, и даже замышляет побег.
«Такой красивый мальчик. Ты вырос таким большим, таким сильным», – говорит она, вздыхая в темноте; к этому времени тетя повадилась седлать его, и он чувствует ее липкую влажность.
Этот бесконечный кошмар не отпускает его и днем, в школе; Джек становится замкнутым, и учителя думают, что это из-за того, что его травмировала потеря семьи. Он придет в себя, разумеется. Такие вещи требуют времени. Тетя понимающе кивает в ответ учителям, однако ночью, кончая, она кивает сильнее. Джек проводит в душе все время, какое может, и моет руки до тех пор, пока они не начинают кровоточить.
Гость примечает его и расспрашивает о том, что ему интересно. Джек инстинктивно понимает, чего от него хотят другие, и подстраивает под это свои ответы. Гость что-то ищет, какой-то потенциал, который сможет развить. Джек готов подыгрывать, если это поможет ему убраться подальше от тетушки.
Он вспоминает себя шестилетнего. Тетя приезжает в гости и целует его в щеку. Он вытирает мокрое пятно, а все взрослые смеются. Теперь смеяться некому.
Гость облечен властью. Он работает на губернатора Лагоса и улаживает дела, чтобы губернатор представал в хорошем свете. А что может сделать Джек?
Спустя бессчетное количество «Гильдеров» и визитов, гость спрашивает: «Ты хочешь поехать в Лагос?»
Тетя обнимает его на прощание – что это в ее глазах, слезы? Весь этот период жизни Джека – словно медленный сон, с трудом вспоминаемый и глубоко похороненный.
А вот Лагос, напротив, стремителен и многоцветен.
Машины здесь ездят быстрее, люди говорят быстрее, само время движется быстрее. Он живет в доме наставника, с его семьей, – не в качестве мальчика на побегушках, как ожидал, но наравне с его детьми. Они чистоплотны, богаты, вежливы, и вскоре Джек становится быстрее, начинает говорить быстрее, двигаться быстрее, делается многоцветен. Никто не приходит в его комнату по ночам, но Джек все равно напрягается, заслышав шаги после того, как ложится спать. От
