— Мне только этого сейчас не хватало, — мрачно сказала она. — Завтра Рождество, приглашает на праздничный ужин. Сразу зашёл с козырей.

— Твоё решение?

— Будет ужинать один, — Катя бросила шляпу и перчатки на скамью, достала из кармана другую бумажку. — Шорник обязался заменить ремни, кстати. К вечеру должен прислать подмастерьев. Пусть Гриша подготовит вот эту расписку под акт сдачи-приёмки.

Брат только покачал головой. Холодная рациональность сестры пугала иной раз даже его.

Снаружи донёсся чуть приглушённый расстоянием грохот: Пётр Алексеевич решил не откладывать дело в долгий ящик и, пока не наступили праздники, велел немедля начать снос деревянных строений внутри кремлёвских стен. Он как обычно начал новое дело в спешке, чтоб побыстрее завершить его, и плевать на предстоящие праздники. Первыми под раздачу попали интендантские склады. Два дня их содержимое либо вывозилось куда-то телегами, либо распихивалось по каменным строениям. И вот за дело взялись бригады строителей. Судя по доносившимся звукам, они разбирали и сбрасывали наземь кровлю, а некоторые уже взялись валить бревенчатые стены. И ещё один звук ворвался в жизнь обитателей Кремля: гомон сотен людей и десятков упряжных лошадок, сходившихся к узкому пространству, где в двадцать первом веке пролегла Кремлёвская набережная.

3

Ещё со времён Алексея Михалыча вырубать лес вокруг Москвы было запрещено. Стройматериалы и дрова везли, понятное дело, издалека, это влетало жителям столицы в копеечку. Потому, чтобы не складировать строительный мусор внутри крепости, Пётр велел объявить, что старое рассохшееся дерево сложат на краю Красной площади, у стены, меж собором и мостом, откуда всякий желающий сможет оное забрать на свои нужды. Единственное условие — самовывоз. Срок — до рассвета 25 декабря по здешнему календарю, то есть до начала празднества. Государь был уверен, что ещё задолго до восхода солнца москвичи разметут всё до последней щепки, очистив территорию, а он избавится от головной боли по поводу пожароопасного материала в канун грядущих новогодних торжеств. Ведь в полночь 1 января планировалось устроить праздничный фейерверк по примеру прошлогоднего[24].

«Немезида», кстати, тоже разжилась дармовыми дровишками, причём, почти «по блату», сразу после сноса какого-то склада, миновав стадию вывоза за ворота. Парни носили брёвнышки, которые потом пилили и рубили под нужный размер. Пилы, кстати, были голландские, из тех, что Пётр велел завозить «для образца» после Великого посольства. И они мало чем отличались от двуручных пил, которые продавались в строительных магазинах их родного времени. Арендовали две штуки, топорики использовали свои, так как местные аналоги ничего, кроме слёз, не вызывали. И закипела работа.

Катя попыталась присоединиться к ним, но братец усадил её за канцелярскую работу: нужно было составить подробные ведомости по текущему и желаемому составу полуроты, а также расписать всё необходимое, что требовалось для доукомплектации. Стемнело рано, пришлось зажечь свечу: товар не дефицитный, но на полковые нужды их отпускали в аптекарских дозах и только писарям. «Немезидовцы» покупали их на свои деньги. Перья, кстати, гости из будущего научились правильно очинять далеко не сразу, так же, как и пользоваться ими. Часто сажали кляксы, приходилось, ругаясь, переписывать бумаги заново. Аккуратная, педантичная Катя раньше товарищей освоила это непростое искусство — письмо гусиным пёрышком — и сейчас выводила своим идеально ровным почерком не менее идеальные строчки.

После прибытия обоза в Москву четверо из пяти немолодых поварих разбрелись по городу, нанявшись в прислуги. Их никто не держал: люди в своём праве. Даже денег немного выделили в качестве выходного пособия. Часть девчонок из числа сирот, как это ни удивительно, забрали к себе здешние дальние родственники, хотя, откуда здесь у них отыскалась родня — где Ингрия, а где Москва. Но оказалось, что многие ижоры на протяжении девяноста лет постепенно уходили из-под власти шведов-лютеран и оседали в России. Большей частью, конечно, под Новгородом, но многие, особенно в последние годы, добрались до столицы.

Сейчас у печки возились с котлом баба Маша и две её мелкие помощницы, у которых здесь родни не нашлось. Постукивание деревянных поварёшек и тихий треск дров в печи настраивали на мирный лад: скоро парни намашутся топорами, вернутся в тепло, а тут и каша готова. Вкусный запах, расплывавшийся по «располаге», тоже настраивал Катю на позитив. Ведомость получалась строгая, с чёткой росписью постатейно, что потребуется для новичков. Вроде ничего не забыла и лишнего не приписала. Хорошо.

Стук топоров за дверью внезапно сменился весёлым гомоном. Голос Петра она узнала безошибочно: наверняка самолично инспектировал снос деревянных строений, а сейчас явился зачем-то в гости к «немезидовцам». Завязался короткий, но вполне дружеский разговор. «…Все по дрова, и мы тоже. Лишними не будут», — Катя услышала голос брата. Что ответил Пётр, она не разобрала, так как опять донёсся грохот разрушаемой бревенчатой стены: стройбригада работала не покладая рук и невзирая на раннюю декабрьскую темноту. А какой-то десяток секунд спустя дверь «располаги» открылась, пропуская внутрь самого государя.

Судя по всему, явился он в прекрасном настроении. Бухнувшихся на колени при его появлении поварих проигнорировал, сразу направился к столу, за которым Катя занималась работой писаря. Та немедленно поднялась на ноги и встала по стойке смирно: армейская субординация никуда не делась.

— Вольно, сержант, — Пётр небрежно сбросил на ближайшую скамейку плащ и шляпу, а затем помахал какими-то листками. — Гляди, занятное чтение тебе принёс.

— Уже газеты доставили, — догадалась Катя. Другой причины для того, чтобы государь лично явился сюда ради какой-то корреспонденции, просто быть не могло.

— Читай, читай, — он шлёпнул на стол несколько европейских газеток и не очень-то вежливо плюхнулся на скамью. — Там про тебя писано.

Листки по формату сильно не дотягивали до газетных полос будущего, да и с иллюстрациями из всей пачки были только два новостных издания. Судя по качеству бумаги, эти были самыми респектабельными. Голландского языка Катя не знала, но по-немецки и по-французски читала более-менее свободно, даже в нынешней орфографии… Что ж, первый выстрел в информационной войне попал куда надо. Все эти газеты содержали не слишком длинную заметку, приоткрывавшую завесу тайны пленения Карла Двенадцатого. Явно имел место разного качества рерайт из первоисточника, но общий смысл всех статей был таков: мол, совершенно достоверно стало известно, что шведского короля взяла в плен некая русская девица, после чего отконвоировала к своему царю. Одна из иллюстраций типа «гравюра» была исполнена более-менее талантливо. Сказано про некую девицу? Вот вам усреднённая девица в простом европейском платье, которая в правой руке держит поднятую сковородку, а в левой, деликатно отставив