– Я ничего никогда не забываю.

– Вы в прошлый раз так же говорили, – проговорила я уже себе под нос и снова открыла папку с макетами. Долбанная рекламная компания этого Франца. И фамилия такая дурацкая.

Выскользнула с рабочего места я только в пятнадцать минут третьего и, прошмыгнув мышкой мимо кабинета начальника (мало ли что ему еще взбредет в голову), отправилась домой.

Татьяна.

Боль растекается по всему телу, душит, что дышать сложно. Ненавижу его. Как же я его ненавижу. И с*ку эту, что ему все рассказала, ненавижу. Зачем она влезла, моралистка хренова? Отговаривала все меня, слова правильные подбирала. Да такие, что я даже сомневаться начала в своем решении, вот и дотянула до последнего. Все из-за нее. Держала бы свой рот на замке, сама бы разобралась. Так нет, влезть надо было. Беру телефон и набираю номер этой идиотки.

– Что, подружка, довольна своей гадостью? Можешь радоваться, шампанское открывать! Нахрена все Денису рассказала!? Кто тебя просил!?

– Он имел право знать. Ты сама должна была с ним поговорить, еще до аборта. Я тебе говорила: сама не скажешь, я скажу. Нельзя было все самой решать, это и его ребенок тоже.

– Без тебя бы разобралась, дура!

– Нет, Тань, дура – это ты! Живешь в браке. Мужик видный, всем обеспечивает. Спину на дядю не гнешь. Родила бы для себя, да жила бы спокойно. Зато было бы кого любить!

– Я Дениса любила. Только толку-то от этой любви?

– Да не любила ты его. Любила бы – не побежала бы на аборт. Я вообще теперь думаю, что никого ты не умеешь любить, даже себя, – готова кричать, какая она лицемерная тварь. Но Юлька уже сбросила вызов, и в трубке слышались только гудки.

Много она о любви знает. Нагуляла дочку и тащит всю жизнь теперь как крест. Ноет и тащит, а я так не хочу. Да к черту все. Надо вещи собрать, и такси вызвать. А то Денис вернется, и после всего второго шанса уйти невредимой он мне не даст. Душу всю вытрясет, как пить дать.

Юля.

– Вот же идиотка хренова! – восклицаю на всю кухню, швыряя на стол телефон. Возвращаю внимание к плите и томящимся в сковороде ребрышкам.

– Мам, что случилось? Ты ругалась с кем-то?

– Ничего, Жень. Так, с тетей Таней немного поспорили. Ты уроки сделала?

– Да, сделала. Можно я к Машке схожу?

– Иди, только недолго. И телефон возьми с собой.

– Хорошо, мам, – дочка поцеловала меня в щеку и выбежала довольная из кухни. Вот оно – мое счастье, мой маленький лучик. Всё в ней. Не представляю свою жизнь без нее. Помню, как все отговаривали меня рожать, убеждали аборт сделать. Сашка, отец ее сбежал, как только узнал о моем положении. Куда все его слова о любви делись? Но сейчас смотрю на нее и в каждой черточке вижу Александра. Как любила его, так и люблю. Наверное, поэтому и решилась родить. Теперь часть его будет со мной всегда. Хоть убей, не понимаю Таньку. Не понимаю, и все тут. Вроде поговорила с ней тогда. Убедила оставить ребеночка, с мужем поговорить. Но стоило уехать к матери на два дня за дочкой, как эта дура дел натворила.

Не понимает, идиотка, как ей повезло в жизни. И угол свой есть, и муж законный под боком, и образование, и деньги – все есть. Даже ребеночка Бог дал. Ну, гуляет мужик, да и фиг с ним. Пусть гуляет. Все изменяют рано или поздно. Не оценила, что дано было. Все профукала.

А тут тридцатник скоро, а все по съемным квартирам приходится бегать с дочерью. Что не мужик, так козел попадается. Вот и приходится работать, как лошадь, да лошков всяких на деньги разводить, чтобы как-то выжить да дочь прокормить.

Почему, кому-то все дается в жизни, а она еще этого не ценит. А кому-то – ничего, даже краюхи хлеба просто так даром не достанется. Зависть… Да, зависть, обычная людская зависть. Поэтому отчасти, наверное, не удержалась и рассказала все Денису.

Ксюша.

Приехав домой, поужинала и затеяла уборку. Вымыв окна и пропылесосив ковры, принялась мыть пол. Уже домывала в коридоре, как раздался звонок в дверь. Наверное, Денис. Вытерла руки об домашнюю футболку и пошла открывать. А открыв, замерла на пороге от неожиданности. Гриша.

– Привет, Ксюш, это тебе, – он протянул мне увесистый букет цветов и торт.

– Привет. Эм, спасибо. Извини, не ожидала тебя увидеть.

– Уже понял. Я могу войти? Прости за навязчивость.

– Да, входи. Нам, наверное, надо поговорить, – пропустив Григория в квартиру, прикрыла дверь. – Спасибо, конечно, за цветы и торт. Это было не обязательно… – я немного замялась.

– Ксюш, мне просто хотелось тебя порадовать. И не подбирай так тщательно слова. Я уже понял, что ты хочешь сказать. У нас ничего не получится, так?

– Гриш, ты хороший, правда. Просто, наверное, для меня слишком хороший. Вряд ли у нас бы сложилось что-то серьезное.

– Мы слишком разные, – проговорил он, улыбнувшись.

– Да, слишком. Уверена, ты найдешь себе еще хорошую девушку.

– Надеюсь, что уже ее нашел. Познакомились на симпозиуме.

– Я очень рада за тебя, правда.

– Спасибо, – Гриша от стеснения немного мялся и глупо улыбался. Точно влюбился. Хорошо, что не в меня. Не хотелось обижать его, он на самом деле хороший.

– Может, тогда на дружеский чай останешься? – предложила, отсалютовав тортом.

– С удовольствием, – мы прошли на кухню. Я разрезала торт, включила чайник, поставила чашки на стол.

– У тебя очень мило и уютно, – резюмировал мой нежданный гость, окинув взглядом кухню.

– Спасибо, – через пару минут мы уже пили чай и ели вкусный медовый торт. Гриша рассказывал о своей девушке, о симпозиуме, об открывшихся перспективах в карьере, не забывая смешить меня новыми забавными историями.

– Ну вот такой попался лектор, – этими словами закончил очередную врачебную байку Гриша. Я, улыбаясь, отпивала чай. И тут неожиданно раздался звонок моего телефона. Причем так громко, что я, вздрогнув, резко потянулась за ним через стол. Чашка Гришиного чая и тарелка с куском торта полетели на пол.

– Бл*ть, – выругавшись, скинула вызов. Звонила Ольга. Потом наберу ее. Если было бы что-то серьезное, сама бы поднялась ко мне. Повернувшись к Грише, обнаружила, что все его брюки и пиджак заляпаны сладким чаем и тортом. Рубашке повезло больше, она почти не пострадала. – Черт, прости, пожалуйста. Блин… Как ты теперь в этом пойдешь? Прости.

– Ксюш, одного прости достаточно, – Гриша улыбнулся и начал вытирать брюки салфеткой.

– Может, замыть? Ткань же липнуть начнет сейчас, – я металась по кухне с тряпкой для пола и мокрым полотенцем, пытаясь убрать весь этот липкий мокрый бардак и осколки чашки. Вот угораздило же.

– Тогда придется идти в полностью сырых брюках. Не паникуй. Сейчас все это немного подсохнет, и я поеду домой, переоденусь.