– Понимаю, вам нужна пара минут, чтобы прийти в себя, – сказал он. – Новость и правда шокирующая.

Ифе бросилась к лестнице для слуг. Элеонора, пошатнувшись, схватилась за спинку кровати, и обрывок детского воспоминания всплыл в памяти. Она сидела на полу у изножья материнской кровати, свернувшись клубочком, закрыв уши руками, желая только, чтобы прекратился этот кашель и стоны…

– Господи, – Чарльз ворвался в комнату. – Ты так побледнела.

Взяв девушку под локоть, мужчина повёл её в коридор на верхнем этаже. Элеонора привалилась к двери, ведущей к спальням для слуг. Сердце неистово билось.

– Отдохни остаток дня, Элеонора, – сказал Чарльз. – Я поговорю с миссис Филдинг. Ты не должна так перерабатывать – никто из вас не должен. Мы с отцом прекрасно сможем о себе позаботиться в течение вечера.

Элеонора покачала головой. Искушение было велико, но мысль о том, как она будет просто лежать в кровати, размышляя о том, что сделала, была невыносима.

– Я буду в порядке, Чарльз.

Он принёс из детской стул – одной рукой, как заметила девушка, – и усадил Эллу.

– Спасибо, но позволь мне судить.

Элеонора неуверенно улыбнулась:

– Может, ты тогда и полы за меня вычистишь?

Она пошутила, но Чарльз неожиданно задумался.

– Возможно, мне стоит попросить миссис Филдинг, чтобы поручила мне какие-то дела. Двигать мебель и прочее. Окно моей спальни то и дело заклинивает – может, попробую починить.

Элеонора уставилась на него:

– А ты знаешь как?

– Ну, нет, – Чарльз смущённо потёр шею, – но уверен, что сумею научиться. Мне неприятно бездельничать весь день, когда ты так усердно работаешь. У меня должно быть какое-то занятие.

Девушка помедлила.

– Если можно поинтересоваться, Чарльз… а чем ты занимаешься весь день?

Его лицо стало пунцовым.

– В том-то и загвоздка, – пробормотал он. – Я постоянно прошу отца, но он говорит: если я хочу чем-то помочь, я должен попытаться найти ещё одну богатую невесту. И он не даёт мне делать ничего.

– Ну, ты мог бы пробежаться по списку возможных невест, – предложила Элеонора.

Чарльз отвёл взгляд:

– Я никогда особо не разбирался в бухгалтерских книгах. Не так, как мама. Я могу проводить расчёты в уме, но, когда цифры записаны на бумаге, они словно сами собой перемешиваются. И голова начинает болеть. Отец продал последнее из наших владений, поэтому я не могу поехать осмотреть их. И нет смысла планировать ещё одну поездку, потому что отец хочет, чтобы я остался здесь, пока…

Он замолчал, но Элеонора и так поняла, что он собирался сказать: «пока не найду другую жену». Эта мысль зудела внутри. Чтобы отвлечься, она спросила:

– А ты правда хочешь снова уехать?

– Да, – сказал он и коротко посмотрел на неё. – И нет.

Элеонора поняла, что краснеет.

– Ну что ж, – ответила она, – по крайней мере, я рада, что ты вернулся. Это… – Она осеклась, гадая, что он знает о поведении своего отца. – И знаешь, Чарльз, я точно смогу найти тебе занятие. Ты мог бы помочь отнести ведро с углём и двигать мебель, чтобы я могла протереть под ней.

Чарльз улыбнулся:

– Тогда я в твоём распоряжении.

Элеоноре показалось, что она услышала звуки мюзик-холла. Девушка села в постели и прислушалась. Только это ей и оставалось, если она хотела сохранить репутацию. В мюзик-холлах творилось всякое. Несколько лет назад девушки, танцевавшие канкан в одном из больших залов, устроили такое откровенное зрелище, что всему театру запретили нанимать танцоров. Это было в «Альгамра» или в «Гейети»? Она не сумела вспомнить.

Зато она прекрасно помнила Лею, которая вернулась домой раскрасневшаяся и окрылённая после того, как ночью ей удалось улизнуть. Такой счастливой, как тогда, Элеонора подругу больше не видела. Лея всё смеялась, пока снимала старую шляпку и приглаживала волосы. Прошла не одна неделя, прежде чем она перестала напевать «Чарли Шампань»[29]. А Элеонора тогда вспоминала миссис Пембрук, всегда такую спокойную и безмятежную, и думала, полагается ли настоящим леди так громко смеяться. И теперь она только и думала, что о Лее. Где же подруга сейчас?

Элеонора прислушалась, но мало что расслышала. Далёкий шум мог быть аплодисментами или звуком проезжающего кэба. Облако, окрашенное оранжевым светом уличных фонарей, плыло по небу, и звёзды подмигивали ему по пути.

Идеальная ночь для воровства.

Элеонора прокралась по лестнице для слуг и прошла по первому этажу. Остановившись в дверях, она прислушалась, не доносились ли сверху звуки. Тишина заставила её медлить. Спит ли мистер Пембрук или сидит в своём кабинете, прислушиваясь к шагам этажом ниже?

Девушка прошмыгнула в малую столовую и закрыла за собой дверь. Белые чехлы от пыли вырисовывались в темноте, словно призраки. Морщась при каждом скрипе половицы, Элеонора на цыпочках подошла к письменному столу. Там она обнаружила, что искала: адресную книгу миссис Пембрук.

Сердце девушки сжалось при виде знакомого аккуратного почерка. Чернила остались такими же чёрными и яркими, словно миссис Пембрук только что отложила перо. В начале книги чуть более небрежно был написан адрес её матери, а рядом значилось: «Элис Хартли, урождённая Уотерс». Это был тот самый дом, где умерла мать. Элеонора прижала красную книжечку к груди, внезапно почувствовав себя маленькой.

Как только она начала рыться на столе, то уже не сумела остановиться. Она просматривала старые счета, меню, которым до сих пор пользовалась миссис Бэнбёри, письма в конвертах. Элеонора нашла старые школьные отчёты Чарльза – он очень старался, но не сильно продвинулся, – несколько рекомендательных писем, любовных писем от мистера Пембрука, которые девушка тут же отшвырнула, и, наконец, письмо о ней самой. Её имя ярко выделялось на бумаге, и Элеонора тут же развернула письмо.

«Дорогая миссис Пембрук!

Осмотрев мисс Элеонору Хартли, я рад сообщить, что у неё нет никаких признаков чахотки. Однако я считаю маловероятным, что ребёнок когда-нибудь снова заговорит. Не исключено, что смерть её родителей, особенно матери, повредила её рассудок. Если вы решите оставить её в доме, я бы порекомендовал воспользоваться услугами сиделки…»

Элеонора уставилась на письмо. Оно было написано доктором Макреди, семейным врачом Пембруков. Девушка не помнила, что не могла говорить, и ощутила укол негодования. «Повредила её рассудок»? Этот человек явно был шарлатаном! Девушка сунула письма обратно в ящик и поднялась наверх, крадучись по скрипучим половицам. Некоторые люди из адресной книги миссис Пембрук должны были вспомнить её. Если Элеонора напишет им, возможно, они смогут помочь. Девушка помнила некоторых друзей миссис Пембрук – нескольких строгих старых дев, милую ирландскую семейную пару, парочку рассеянных матерей, – и все они были добрыми. Конечно же, они помогут.