всего занимало познание природы со всей ее открытостью, разумностью, щедростью, добротой и даже суровостью. Лишь немного позднее, лет с девяти, мои интересы к природе постепенно стали уравниваться с интересами к общественной жизни, а потом подошло и то время, когда хорошо изученная природа уступила свое место весьма трудной для разгадывания и понимания человеческой жизни.

Да, в природе было много понятного, разумного и весьма поучительного, — этим она прежде всего и занимала детское сознание. Она многому наставляла, едва ты с широко открытыми глазами вступал в ее пределы. Мы видели, как птицы с ранней весны хлопотливо, заботливо вьют гнезда, устилают их пушком, делая теплыми и уютными для жилья, а потом трудятся, может быть, побольше людей, чтобы прокормить свое потомство. Мы наблюдали, как они бесстрашно защищают свои гнезда, а если раньше времени глупый птенец случайно упадет на землю, всячески оберегают и спасают его от погибели. Мы видели, как дружны, зачастую куда больше, чем людские, утиные семьи, как они вместе кормятся, вместе плавают, вместе летают стайкой. Мы видели, с какой необычайной нежностью относятся друг к другу кони, как волнуются кобылицы, когда жеребята отбиваются в сторону и долго не идут на их зов. Мы видели, как день-деньской, кажется, без всякого отдыха трудятся пчелы, и знали, с каким искусством они строят соты…

Не все в природе, конечно, открывалось с первых встреч. Мы очень скоро догадались, что у нее много и потаенного — его еще предстоит разгадать в будущем. Хорошо помню, как поражали меня иные ее тайны. Отчего рядом, на одной пяди земли, появляются разные цветы? Почему одни птицы питаются водяной травкой, а другие воруют куриные яйца и даже цыплят? Почему большие птицы, вроде журавлей и гусей, боятся зимы и улетают в теплые края, а маленькие воробушки зимуют в студеной Сибири? Как это петухи узнают, когда наступает полночь, и просыпаются, чтобы голосить об этом на все село? Как воробьи узнают, что скоро дождь? Отчего вдруг начинает хлестать ветер с пылью, гремит гром? Тысячи загадок задавала природа. И тем самым приучала нас думать, размышлять, строить разные домыслы, что постепенно — с годами — вырабатывало у нас склонность к мыслительной деятельности, к творческому восприятию действительности.

Природа была нашей мудрой и доброй Наставницей. Она учила нас жить ненавязчиво, пожалуй, гораздо разумнее, чем иные люди, склонные к нудным и противоречивым нравоучениям. От нее мы узнавали ничуть не меньше, чем в своих семьях, о том, какое значение будет иметь в нашей жизни трудолюбие, забота о своем очаге, дружба, доброта, нежность, любовь. Все в ней — и открытое, и таинственное — оказывало огромное влияние на развитие наших взглядов, интересов, талантов и наклонностей. Природа — прекрасная школа нравственного воспитания человека, особенно в его юные годы.

«Большая мать, — сказал о природе Леонид Леонов, — она всегда обогащает нас, однако щедрей вознаграждает тех, кто с малых лет научается любовно смотреть ей в лицо».

Не все мы, конечно, сознавали, чем обязаны своей Наставнице. И здесь пора отметить, что пониманию ее великой значимости в жизни людей нам в детстве сильно помогла наша поэзия, создавшая в честь русской природы изумительные по красоте и силе воздействия на человеческое сознание шедевры.

Я начал учиться в школе, когда мне не исполнилось и семи лет. В те времена в школе часто устраивались уроки декламации. Я очень любил эти уроки, несмотря на свою необычайную стеснительность. Заучивал я любое стихотворение быстро — стоило прочесть два раза подряд. В те секунды, когда я поднимался за партой, чтобы начать читать, все во мне вспыхивало быстро разгорающимся пламенем. Иногда у меня внезапно перехватывало дыхание — и получалась невольная задержка, как у заик. Но учитель всегда терпеливо выжидал, видя, как я страдаю. Иногда у меня даже навертывались слезы.

Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя…

Разучивая дома стихи, мы чаще всего делали это в присутствии взрослых, невольно знакомя их, зачастую неграмотных, с русской поэзией. Многие семьи гордились тем, что их дети наизусть знают стихотворения, и нередко заставляли читать их, когда все собирались у вечернего стола или приходили гости. Если учесть, что в крестьянских семьях тогда не знали никаких развлечений, кроме праздничных хмельных гуляний, хождения в церковь и посиделок, школа — через своих воспитанников — незаметно делала большое дело, знакомя крестьян с высокопатриотической и вольнолюбивой русской поэзией, воспевавшей родную землю, говорившей о суровой крестьянской доле, зовущей к свету и счастью. Не забыть, как затихали взрослые, когда звучали горькие слова:

Только не сжата полоска одна,

Грустную думу наводит она…

По себе знаю, как любовь к природе, усиленная поэзией, развивала в наших душах чувство прекрасного, пробуждала высокие порывы и мечты. Поэзия — родная сестра природы.

Забегая вперед, могу сказать, что именно о природе я и начал писать первые стихи. Сначала у меня, если выразиться с некоторой иронией, был «период устного творчества»: в изумлении от каких-то своих наблюдений, я внезапно начинал говорить о них «складно». Я еще, конечно, не придавал значения своей чудинке. Но в двенадцать лет — осенью двадцать первого года — я вдруг записал на бумаге то, что сложилось за день, — и только тут понял, что сочиняю стихотворения, чем-то похожие на те, какие читаю в книжках. Хорошо помню, как я поразился своему открытию и впервые задумался над тем, какое это чудо — поэзия.

…Всю свою жизнь, в каждой своей книге, я с большой любовью и признательностью рассказывал о природе. Я посвятил ей, может быть, свои лучшие строки, лучшие слова…

II

Но правомерно ли отводить природе такую большую роль в своем нравственном воспитании? Да, конечно, еще раньше, чем природа, моей Наставницей стала людская Жизнь, прежде всего в образе жизни нашей семьи. Однако с тех самых дней, которые сохранились в моей памяти, эта первая Наставница была для меня гораздо более немилостивой, чем природа. Именно по этой причине, может быть, я и тянулся к природе гораздо сильнее своих друзей. Я всегда находил у нее защиту и утешение. Она незаметно успокаивала меня и высушивала мои слезы.

Современная наука утверждает, что формирование человеческой личности определяется крупными потрясениями, которые случается пережить человеку в раннем возрасте. Такое потрясение принесла мне прежде всего первая мировая война. Помню, каким обездоленным и беззащитным почувствовал я себя, когда остался без отца. Помню горькие проводы рекрутов, письма с фронта — их приходилось постоянно читать по просьбе неграмотных солдаток. Помню безутешные вопли женщин, когда они