Шрифт:
Закладка:
Пушкин был представлен и самому графу Паскевичу, которого нашел перед бивачным огнем. Видел поэт и неприятеля: турки наезжали с большею дерзостью, прицеливались шагах в 20 и, выстрелив, скакали назад. Их высокие чалмы, красивые доломаны и блестящий убор коней составляли резкую противоположность синим мундирам и простой сбруе казаков. Поэт отметил их страшную для русского человека жестокость: турки отсеченные головы отсылали в Константинополь, а кисти рук, обмакнув в крови, отпечатывали на своих знаменах.
Пушкину очень хотелось побывать под ядрами неприятельских пушек и, особенно, слышать их свист. Желание его исполнилось, ядра, однако, не испугали его, несмотря на то, что одно из них упало очень близко.
Гарем
Выпала на долю Александра Сергеевича и редкая удача: он сумел увидеть самый настоящий восточный гарем! Гарем, который он вообразил и так живо описал в поэме «Бахчисарайский фонтан»! Теперь ему выпала возможность сравнить свои фантазии с реальностью. Русское командование отправило нескольких офицеров удостовериться, что жены Османа-паши, оказавшиеся на отвоеванной русскими территории, ни в чем не нуждаются. Пушкину разрешили пойти с ними.
Офицеров ввели в открытую, хорошо убранную комнату, украшенную цитатами из Корана, поднесли им кофе. Сначала с русскими беседовал старик-отец Османа-паши, который заверил их, что с женами все в порядке. Но русские не были удовлетворены таким ответом и потребовали, чтобы это же сказали ему сами жены. Турку показалось подобная просьба немыслимой: если паша проведает, что чужие мужчины видели его жен, то всем служителям гарема велит отрубить голову. Но офицеры были непоколебимы.
Делать было нечего. Их повели через сад, где били два тощие фонтана и подвели к маленькому каменному строению. Старик отпер дверь, не выпуская из рук задвижки. За дверью стояла женщина, с головы до желтых туфель покрытая белой чадрою. Это была мать паши. Старая женщина заверила офицеров, что все хорошо, но те снова были недовольны: они хотели говорить с женами. Старуха ушла и через минуту возвратилась с другой женщиной, покрытой так же, как и она, – из-под покрывала раздался свежий приятный голосок: молодая женщина благодарила графа за внимание и хвалила обхождение русских.
Далее Пушкин вспоминает: «Я между тем, глядя около себя, увидел вдруг над самой дверью круглое окошко и в этом круглом окошке пять или шесть круглых голов с черными любопытными глазами». Пушкин хотел было сообщить офицерам о своем открытии, но молодые женщины жестами стали предупреждать его этого не делать. Пушкин повиновался. «Все они были приятны лицом, но не было ни одной красавицы», – с сожалением отметил он, тут же вообразив, что истинно прекрасной была та из жен, что разговаривала с офицерами, стоя у двери вся укрытая. Она «была, вероятно, повелительницею гарема, сокровищницею сердец, розою любви», – мечтал Пушкин.
Возвращение в Москву
Переполненный впечатлениями, Пушкин вернулся в Москву, а здесь его уже ждали беды: в 1830-м году ушли из жизни сразу два близких ему человека.
Смерть Дельвига
В 1830 году под редакцией Дельвига в Петербурге стала выходить «Литературная газета», в которой печатались сам Пушкин и многие друзья и знакомые, разделявшие его взгляды на литературу. Но были у этого издания и противники!
Главным оппонентом Дельвига и Пушкина был Фаддей Венедиктович Булгарин – человек очень непростой судьбы. Родился он в Польше, и польский язык был для него родным. Отец его участвовал в польском восстании, и вся семья пострадала из-за этого. Позднее военная карьера Булгарина рухнула из-за одной-единственной эпиграммы, написанной Фаддеем на великого князя Константина Павловича. Обиженный Булгарин услышал об обещаниях Наполеона вернуть Польше независимость и вступил во французскую армию. Он воевал на стороне Наполеона, попал в плен, но был прощен царским указом.
Булгарин выучил урок и больше никогда не ссорился с властью. Он связал свою жизнь с журналистикой и литературой: издавал журнал «Северный архив» и театральный альманах «Русская Талия», стал соредактором и соиздателем «Сына Отечества», открыл первую частную газету – «Северная пчела», пользовавшуюся огромной популярностью. Писал он и бульварные романы, которые публика просто сметала с прилавков.
Когда Пушкин и его друзья начали выпускать «Литературную газету», она немедленно вступила в конкуренцию с изданиями Булгарина.
Булгарин не чурался никаких методов борьбы. Он винил Пушкина в раболепии и заискивании перед сильными мира сего, чудовищной безнравственности, в исключительно пародийном значении его творчества. Еще больше доставалось его друзьям, менее знаменитым и любимым публикой, особенно Дельвигу как редактору.
Битва кончилась резким вмешательством правительства, «Литературная газета» была временно закрыта, Дельвиг отстранен от ее руководства. Суровые объяснения с Бенкендорфом, оскорбительные и пугающие, привели к тому, что Дельвиг заболел, и вскоре случайная простуда стала для него роковой. Ближайшему другу Пушкина было всего лишь 32 года. «И мнится, очередь за мной…» – написал поэт по поводу кончины Дельвига. Произведения, созданные Пушкиным в это время, полны грозных предчувствий, мотивов смерти и трагедии: «Брожу ли я вдоль улиц шумных…», «Безумных лет угасшее веселье…» и др.
Смерть Василия Львовича
Накануне свадьбы скончался дядя поэта Василий Львович Пушкин. Александр Сергеевич зашел к умирающему, тот был уже совсем слаб, но, увидев племянника, произнес: «Как скучен Катенин!». Перед этим читал он его в «Литературной Газете». Пушкин при этих словах вышел из комнаты, чтобы дать дяде умереть «исторически» – так сказал он друзьям.[96]
Сватовство
Избранница Пушкина, Натали Гончарова, несмотря на редкостную красоту, все еще оставалась незамужней: она была бесприданницей. Поэт решил вторично сделать ей предложение. Собираясь ехать к Гончаровым, поэт заметил, что у него нет фрака, и обратился за помощью к своему другу Нащокину. Друзья были одинакового роста и сложения, а потому фрак Нащокина как нельзя лучше пришелся на Пушкина.
Сватовство на этот раз было удачное, что поэт в значительной мере приписывал «счастливому» фраку. Нащокин подарил этот фрак другу, и с тех пор Пушкин, по его собственному признанию, в важных случаях жизни надевал счастливый «нащокинский» фрак.
Строгая мать семейства Наталия Ивановна задала Пушкину два вопроса: о его имущественном положении и о его положении относительно правительства, то есть благонадежности. Свое имущественное положение поэт охарактеризовал как удовлетворительное, что же касалось положения в отношении к правительству, не мог скрыть, что оно было ложно и сомнительно:
Пушкин был исключен из службы в 1824 году, не получив чинов. Поэтому