— Я — не экспонат в музее, Китти.

Обижать девушку не хотелось, но позволить ей остаться означало сделать шаг навстречу. И что будет дальше? Она подкараулит меня, когда буду выходить из душа? Или сразу заберётся в мою постель?

То есть, не то чтобы я был категорически против такого расклада. Скорее, наоборот — молодое тело Кости всеми своими органами голосовало «за». Особенно в моменты, когда пышный бюст Китти оказывался прямо перед глазами… И мне стоило немалого труда сдерживать юношеские порывы.

— Иди. Спасибо, — я, делая вид, что не слышу печальных вздохов, взял Китти за локоть и выставил за дверь.

С бабочкой управился сам. Пиджак, снабжённый сзади длинными полами, выглядел странно, но сидел, как влитой.

В момент, когда я соображал, не упустил ли чего, в дверь постучали.

— Заходи, сестрёнка, — бросил я.

Надя, как всегда — в комнату не вошла, а влетела. Я впервые увидел сестру в вечернем платье.

Синее — того же цвета, что и мой костюм, — облегающее, с высоким воротником, но открытыми руками и плечами. За платьем тянулась длинная юбка. Если ничего не путаю, это называется «шлейф». Волосы сестрёнка уложила в затейливую причёску, украсила ниткой жемчуга.

— О, ты уже готов! — Надя всплеснула руками. — Великолепно выглядишь! Я переживала, что фрак будет тебе тесен. Ты стал таким широкоплечим…

— Ничего, — улыбнулся я. — Этот вечер фрак переживёт. Ты, кстати, тоже прекрасно выглядишь.

Надя зарделась. Тронула серьги и колье на шее.

— Это мамин гарнитур. А у тебя — папины запонки. — Взяла меня за руки. Проговорила: — Помнишь, в детстве… Когда мама умерла, а папа горевал сутки напролёт… Он всё сидел неподвижно в библиотеке, глядел на мамин портрет и молчал… Мы тогда поклялись друг другу, что, когда вырастем, непременно всё исправим. Помнишь?

Я кивнул:

— Помню.

Я не обманывал Надю. Я действительно помнил это чувство отчаянной детской горечи — хотя, конечно, в моей жизни оно возникало при совсем других обстоятельствах. Чувство окружающей тебя огромной несправедливости. И жгучее, рвущееся наружу желание всё исправить. Что именно исправить, как ты будешь это делать — по малолетству не осознаёшь. Есть лишь понимание того, что окружающее — неправильно. Несправедливо. Взрослые опять что-то сделали не так. Но уж ты-то, когда вырастешь, всё сделаешь, как надо!

— Помню. — Я обнял сестру.

— Мы были такие глупые, — прошептала Надя. — Не понимали, что маму уже не вернуть. Но сейчас… Они бы нами гордились. И мама, и папа. Правда? — Она подняла на меня лицо.

— Правда, — кивнул я. Осторожно вытер слёзы, проступившие в уголках её глаз. — Не плачь.

— Это я от счастья. — Надя улыбнулась. — Я так рада за тебя, братик! — Взяла меня под руку. — Гости уже собираются… Идём?

Я кивнул.

Неожиданностью для меня стало то, что на приём, помимо многочисленных родственников, друзей деда, Нины и наших покойных родителей, были, оказывается, приглашены ещё и наши с Надей друзья.

Об этом я узнал, когда мы с сестрой спускались по лестнице, и она указала мне на девушку в огненно-оранжевом платье.

— О, посмотри! Полли уже здесь.

Глава 18

Саблезубые тигры

Что было удобно при общении с Надей — собеседник ей не требовался. Она легко и непринуждённо говорила за двоих сама. Взглянула на меня и лукаво улыбнулась.

— Полли столько раз спрашивала о тебе! Так рвалась тебя увидеть. Я насилу уговорила её не приезжать, объяснила, что ты очень занят, а дедушка будет сердиться.

— Спасибо, — от души поблагодарил я.

Мало мне было Китти! Не хватает только Надиных великосветских подружек. С Китти, по крайней мере, всё ясно — её намерения вряд ли простираются дальше желания оказаться в объятиях кумира. А вот с юными невинными аристократками надо быть осторожным.

Надя рассмеялась, дёрнула меня за рукав.

— Ой, только не говори, что между вами совсем-совсем ничего не было! Уж я-то помню!

— Тебе показалось, — отрезал я.

— Ну, конечно, — надулась Надя. — На святках не ты приглашал Полли кататься на санях. А в начале лета, когда цвела сирень — на лодке.

— Это были обычные дружеские встречи. — Я решил твёрдо стоять на своём.

— Ну да, ну да, — ехидно покивала Надя. — Я именно так и подумала… Полли! — окликнула подругу она.

Девушка обернулась и просияла.

Красивая… Большие глаза янтарного цвета, полные губы, рыжие волосы — в отличие от Надиных, не собранные в причёску, а рассыпавшиеся по плечам и украшенные крохотными мерцающими бусинами.

Девушка помахала нам рукой. Мы степенно спустились по лестнице. Наде необходимо было придерживать шлейф, иначе оказалась бы на последней ступеньке быстрее, чем я.

— Здравствуй, Полли! Вот и Костя. — Надя повернулась ко мне. — Ты так хотела его увидеть…

— Я? — смутилась Полли. Тут же, впрочем, спохватившись: — Хотела, конечно! Я очень беспокоилась о его здоровье. Как ты себя чувствуешь, Костя?

Она подала мне руку. Я коснулся её губами.

— Прекрасно, спасибо.

— Я, в общем-то, так и думала, — засмеялась Полли. — Фотографии твоих поединков — уже во всех вечерних газетах! Надо признать, выглядишь ты совершенно здоровым. — Она украдкой разглядывала меня. — Теперь станешь знаменитостью. Старых друзей, должно быть, и знать не захочешь… — Полли притворно вздохнула.

— Ну что за глупости, Полли! — возмутилась Надя. — Костя совершенно не изменился. Он ровно тот же, что и раньше.

— Вот как? — В глазах Полли заплясали чертенята. — Значит, я могу рассчитывать хотя бы на один танец со знаменитостью?

Гхм. Костя Барятинский, вероятно, танцевальным искусством владел в совершенстве. Капитан Чейн танцевал в последний раз никогда.

Меня спасла Нина. Она, подойдя, поздоровалась с Полли, после чего взяла меня под руку. Объявила:

— Дамы, прошу простить. Я вынуждена похитить у вас кавалера.

Надя и Полли великодушно простили. Нина повела меня на веранду. Пояснила с улыбкой:

— Дядюшка хочет познакомить тебя со своими друзьями. Он так раздувается от гордости, что, боюсь, того гляди лопнет.

— Нина, — я придержал её за локоть, — у нас возникла небольшая проблема.

— О, Боже! Какая?

— Я не умею танцевать.

Нина с облегчением улыбнулась:

— Ничего страшного. Сейчас среди молодёжи это не очень популярно. Профессиональным танцовщиком быть вовсе не обязательно. Достаточно всего лишь…

— Ты, кажется, не поняла, — покачал головой я. — Я не умею танцевать ни хорошо, ни плохо. Никак.

— То есть… — Вот теперь Нина остановилась. Недоверчиво проговорила: — Вообще не умеешь?

— Абсолютно.

К чести Нины, расспрашивать меня, как же так получилось, она не стала. И выход придумала быстро.

— Мы скажем, что врач запретил тебе танцевать! У тебя, после той