Будь у меня более классическое оружие — меч, шпага, рапира, — это бы меня и прикончило. Всё же магию я для себя открыл не так уж и давно, а в моём мире ситуаций, когда жизненно важно бросить оружие, я что-то даже представить не мог.

Сейчас же я успел всё проанализировать и сделать вывод: чернота от Юсупова — плохо. И я разжал руку.

Цепь призрачной змеёю упала на пол. Лицо Жоржа перекосилось от ярости. Он вскинул руку, губы его вновь шевельнулись. «Таран», — угадал я слово.

Что такое таран — объяснять мне не требовалось. Пусть это стенобитное орудие, но получить им в любом случае приятного мало.

Вариант защиты у меня был только один, им я и воспользовался, вскинув руку в том же жесте, что и Юсупов, и сотворив технику Щита.

В следующий миг руку мне чуть не выбило из плеча. По воздуху передо мной разлилось алое марево — пятно диаметром сантиметров пятьдесят. Рука дрожала от напряжения, но усиленные тренировки не прошли даром — я пока выдерживал. Да — «пока». Мои ноги заскользили по сверкающим мраморным плитам.

Вспомнилось, что по условиям тот, кто так или иначе покидает поле боя, считается проигравшим. А я уже слышал сзади негромкие голоса, видел, как колышется, расступаясь зрительская масса… А судя по улыбочке Юсупова, он и не думает выдыхаться. Ещё пара секунд — и всё закончится, а я, как белый маг, даже не могу ничем ответить!

И тогда я ответил, как капитан Чейн.

Я пошёл на огромный риск, заставив себя поверить в то, что алое пятно — это весь диаметр тарана. Собрав все силы, я рванулся вперёд, заставив Жоржа усилить натиск, и, резко отменив Щит, метнулся в сторону.

Чувство было такое, будто мимо меня пронёсся поезд. Щеку опалило жарким воздухом, что-то громыхнуло (как потом оказалось, техника Жоржа пробила дыру в стене), но я не оглядывался. Я смотрел вперёд, туда, где увлёкшийся техникой Жорж полетел носом в пол.

Я сам сделал практически то же самое, только прыгнул дальше, приземлился на руки, перекатился через голову и, выходя из переката, подхватил радостно мигнувшую полностью исцелившуюся от черноты цепь.

Юсупов вставал медленно. Вот чего надменные аристократы не умеют — так это подниматься. В их картину мира просто не входит то, что они могут упасть. Жорж растерялся, и я этой растерянностью воспользовался.

Я взмахнул цепью, Жорж суматошно вскинул шпагу, ещё стоя на одном колене.

Цепь ударила по клинку шпаги, и оружие выскочило из руки Юсупова. Потом цепь сделала в воздухе петлю и обвилась вокруг него, накрепко притянув руки к туловищу.

Я дёрнул на себя, и Юсупов с криком повалился на пол. А я просто начал перебирать по цепи руками, как рыбак, подводящий к берегу крупную рыбу. Жорж кричал и брыкался, но сделать ничего не мог.

Когда он оказался рядом со мной, я посмотрел ему в глаза и, дождавшись, пока он заткнётся, сказал:

— Надеюсь, вы не возражаете, господин Юсупов? Я всего лишь обезопасил себя, не имея желания навредить вам хоть сколько нибудь. Впрочем, если мои действия вас как-то задели, я в любую секунду к вашим услугам и готов дать полнейшее удовлетворение.

В тишине раздались одинокие хлопки. Я поискал взглядом того смельчака, что решился поприветствовать мой, во всех отношениях крайне сомнительный ход, и нашёл.

Это был император. Сидя на троне, он аплодировал мне. Я не придумал ничего лучше, чем поклониться в ответ. И тут уже весь зал разразился овациями.

— Князь Константин Александрович Барятинский заслужил своему роду место в ближнем кругу! — провозгласил распорядитель. Голос его тонул в поднявшемся шуме, но я услышал. И совершенно однозначно услышали дед, Надя, Нина и все прочие представители рода — которых я не успел запомнить, но которые прибыли на церемонию вместе с нами.

Усилием воли я заставил цепь исчезнуть. Красный от злости и смущения Жорж поднялся на ноги и, не глядя на меня, поспешил к отцу. Стоило ему подойти, как Венедикт Юсупов, широко размахнувшись, ударил сына по лицу. И эта пощёчина, от которой по залу разлетелись брызги крови, положила конец рукоплесканиям. Стало тихо.

— Мы оспорим результат поединка, — ледяным тоном произнёс Юсупов-старший.

— Поединок был безупречным, — отозвался император, не взглянув в его сторону. — Впрочем, если у вас есть охота тратить время и силы на бесполезную беготню с прошениями — извольте, не могу препятствовать. Однако победа совершилась у меня на глазах, и свидетельствовать в пользу господина Барятинского буду я сам.

— Белые маги не нападают первыми! — выкрикнул Юсупов-старший.

— Это не правило, а лишь негласная традиция, — возразил император. — Ваш сын не получил никаких повреждений… от своего противника.

— Позвольте мне сказать, — вмешался я.

Император посмотрел на меня и шевельнул пальцами правой руки, что я расценил как дозволение.

— Мне, как дворянину, неприятно, что моя победа подверглась сомнению. Поэтому, с позволения вашего величества, я бы хотел доказать, что победил по праву.

— И как бы вы хотели это сделать? — заинтересовался император.

Я резко развернулся на каблуках, и мой взгляд выхватил в толпе вздрогнувшего человека.

— Я предлагаю князю Дашкову поединок за место в ближнем кругу. И на этот раз за ним будет право первого удара.

Дашков, побледнев пуще прежнего, приоткрыл рот. Император же обдумал всё молниеносно.

— Что ж, намерение благородное, однако предложение дерзкое, — обронил он. — Сделаем так. Я разрешаю провести второй поединок на следующих условиях. Если вы, князь Барятинский, побеждаете — сегодня два места отходит белым магам. Если проигрываете — я лишаю вас и предыдущей победы. Каждое действие имеет свои последствия. И каждое слово, произнесённое дворянином, влечёт за собой ответственность. Князь Дашков, ответ за вами. Примете ли вы такие условия?

Я заметил, как Дашков метнул быстрый взгляд в сторону Юсупова-старшего и готов был поклясться, что тот кивнул.

— Принимаю! — объявил Дашков и вышел на середину зала.

* * *

Пылающий взгляд деда я чувствовал даже спиной, не было нужды оборачиваться. Вполне понимал старика. Он не то что вплотную подошёл к тому, чтобы вернуть своему роду былое могущество. Он его вернул! Способом, абсолютно немыслимым, поправ все законы и постановления. Он победил вопреки всему! И вдруг я поставил всё завоёванное на кон, по совершенно непонятным причинам. То есть, непонятным — ему.

Сам я прекрасно отдавал себе отчёт в том, что делаю. Дашков был не