этом ясное доказательство, что дно состоит из острых подводных камней, среди которых они бьются, подчиняясь силе течения. Поток этот регулируется приливом и отливом моря, – по истечении каждых шести часов. В 1645 году, рано утром, в Воскресенье на Мясопустной Неделе*, поток свирепствовал с такой яростью и с таким необузданным грохотом, что камни отрывались на прибрежных домах и падали на землю».

Относительно глубины воды, я не понимаю, каким образом можно было ее измерить в непосредственной близости от водоворота. «Сорок саженей» дожны относиться только к частям канала, примыкающим вплоть к берегу Москё или к берегу Лофодена. В центре Москестрёма глубина воды должна быть неизмеримо больше; чтобы убедиться в этом – достаточно бросить косвенный взгляд в пропасть водоворота с самого высокого утеса Хельсегген. Глядя вниз с этой вершины на ревущий Флегетон*, я не мог не улыбнуться на простоту, с которой добрейший Ионас Рамус рассказывает, как о вещах трудно допустимых, анекдоты о китах и медведях; ибо мне представлялось совершенно очевидным, что самый громадный линейный корабль, какой только может быть в действительности, войдя в сферу этого убийственного притяжения, мог бы бороться с ним не более, чем перышко с ураганом, и должен был бы исчезнуть мгновенно и целиком.

Попытки объяснить данное явление – некоторые из них, я помню, казались мне, при чтении, достаточно убедительными – теперь представлялись очень трудными и малоудовлетворительными. Общепринятое объяснение заключается в том, что этот водоворот, так же как три небольшие водоворота, находящиеся между островами Ферё*, «обусловливается ничем иным, как столкновением волн, поднимающихся и опускающихся, во время прилива и отлива, против гряды скал и рифов, теснящих воду таким образом, что она обрушивается, подобно водопаду; и таким образом, чем выше поднимается течение, тем глубже должно оно упасть, и естественным результатом всего этого является водоворот, сила поглощения которого, со всей ее громадностью, достаточно может быть узнана по опытам менее значительным». – Так говорит Encyclopaedia Britannica[46]. Кирхер* и другие воображают, что в центре канала Мальстрёма находится бездна, проникающая сквозь земной шар, и выходящая в какой-нибудь очень отдаленной части его – например, в Ботническом заливе*. Такая мысль, сама по себе пустая, показалась мне теперь, пока я смотрел, очень правдоподобной; и когда я сообщил о ней моему проводнику, я был не мало удивлен, услышав, что, хотя почти все норвежцы держатся такого воззрения, он его не разделяет. Что касается первого представления, он признался, что он неспособен его понять, и в этом я согласился с ним; потому что, как ни убедительно оно на бумаге, оно делается совершенно непостижимым и даже нелепым среди грохота пучины.

– Ну, теперь вы видели водоворот, – сказал старик, – и, если вам угодно, проползите кругом по скале; на подветренной стороне нас не будет оглушать грохот воды, и я расскажу вам историю, которая убедит вас, что я кое-что должен знать о Москестрёме.

Я последовал его указанию, и он продолжал.

Мне и двум моим братьям принадлежал когда-то сообща смак*, оснащенный как шкуна, приблизительно в семьдесят тонн. На этом судне мы обыкновенно ловили рыбу среди островов, находящихся за Москё, близь Вуррга. Во время сильных приливов на море всегда бывает хороший улов, если только выбрать подходящую минуту, и иметь мужество для смелой попытки; но из всех Лофоденских рыбаков только мы трое сделали постоянным ремеслом такие поездки за острова. Обычная рыбная ловля происходит гораздо ниже к югу. Рыба там есть всегда, и можно ее брать без большого риска; потому эти места и предпочитаются. Но избранные места, находящиеся выше, среди скал, доставляют рыбу не только более тонкого качества, но и в гораздо большем изобилии, так что нередко за один день мы добывали столько, сколько осторожный рыбак не мог бы наскрести и за целую неделю. В конце концов, мы как бы устроили отчаянную спекуляцию – вместо труда у нас был жизненный риск, и вместо капитала отвага.

Мы держали наше судно в небольшой бухте, приблизительно на пять миль выше здешней по берегу; и в хорошую погоду мы неукоснительно пользовались затишьем, наступавшим на четверть часа между приливом и отливом, чтобы пересечь главный канал Москестрёма, значительно выше прудка, и затем бросить якорь где-нибудь близь Оттерхольма, или неподалеку от Сантфлесена, где приливы не так сильны, как в других местах. Здесь мы обыкновенно оставались приблизительно до того времени, когда опять наступало затишье, затем снимались с якоря и возвращались домой. Мы никогда не пускались в такую экспедицию, если не было устойчивого бокового ветра, для поездки и возвращения – такого ветра, относительно которого мы могли быть уверены, что он не спадет до нашего возвращения – и мы редко ошибались в расчетах. Дважды, в течение шести лет, мы были вынуждены целую ночь простоять на якоре по причине мертвого штиля – явление здесь поистине редкостное; и однажды мы пробыли на рыболовном месте почти целую неделю, умирая от голода, благодаря тому, что вскоре после нашего прибытия поднялся шторм, и канал сделался слишком беспокойным, чтобы можно было думать о переезде. В этом случае мы были бы увлечены в море, несмотря ни на что (ибо водовороты кружили нас в разных направлениях так сильно, что, наконец, мы запутали якорь и волочили его), если бы нас не отнесло в сторону одним из бесчисленных перекрестных течений – что сегодня здесь, а завтра там – после чего попутный ветер привел нас к Флимену, где нам удалось стать на якорь.

Я не могу рассказать вам и двадцатой доли разнообразных затруднений, которые мы встречали в местах рыбной ловли – это скверные места даже в хорошую погоду – но мы всегда пускались на разные хитрости и умели благополучно избегать ярости Москестрёма; хотя иногда душа у меня уходила в пятки, если нам случалось на какую-нибудь минуту опередить затишье или опоздать. Ветер иногда был не так силен, как мы полагали при отправлении, и мы двигались медленнее, чем хотели бы, между тем как поток делал управление лодкой совершенно немыслимым. У моего старшего брата был сын восемнадцати лет, и у меня тоже были два славные молодца. Они очень были бы нам полезны в подобных случаях – они могли бы нам грести, и помогали бы нам во время рыбной ловли, но хоть сами мы рисковали, все же у нас как-то не хватало духу подвергать опасности еще и детей, – потому что, в конце концов, ведь, действительно, опасность была, и очень большая.

Вот уже, без нескольких дней, ровно три года, как произошло то, о чем