Дера дернулась, осмотрела огромную ручищу с грязными пальцами, бросила перепуганный взгляд на усатое лицо и, внезапно опомнившись, вспомнила, что кошель-то у нее под рукой.

— Вот, — она торопливо отсчитала три монеты и вложила их в руку.

Трактирщик цокнул, мотнул головой, мол, мало, и кивнул на кроны в ее руке. Дера отсчитала еще три монеты.

— Ну уж, милсдарыня, видать, не сильно вам и нужен мастер ведьмак, — протянул тот.

— Я…

— Эй, Сташек, — раздался знакомый голос за спиной, а по залу разнеслись тяжелые шаги. — Прикажи бадью наполнить. Грязный, как собака, уже второй день.

— Как скажете, мастер, — трактирщик тут же переменился в лице и отошел в сторону, рукой подозвав девушку, что стояла у него за спиной.

На деревянную поверхность стола упало десять монет, а в нос ударил резкий запах пота, крови и чего-то кислого. Дера торопливо засунула кошель в сумку и схватилась двумя руками за капюшон, уставившись на носки своих сапог. Не слабо так струхнув, но почему — так и не поняла. Может, от долгожданной и неожиданной встречи так разволновалась? Внутри все стянуло узлом, а в горле встал ком, что и слова сказать не давал. А мастер этот все не уходил и не уходил. Ждал непонятно чего да пальцами по столу тарабанил. Девушка взглянула на руку, узнав кожаную перчатку, прошлась взглядом выше, подмечая знакомые линии шрамов, и непроизвольно повела плечами.

Она почувствовала его взгляд всем телом, даже и не смотря в его лицо. Пристальный он был, внимательный. Рассматривал ее не церемонясь. И чем дольше это длилось, тем громче колотилось сердце в груди. Внезапно перестало хватать воздуха и девушка, сделав хриплый выдох, чуть приспустила края капюшона, искоса уставившись на ведьмака.

Эскель сощурился, будто не веря своим глазам. Даже волосы свои непослушные и грязные с лица смел, чтоб обзор не прикрывали. А то вдруг обознался еще.

— Дера? — неуверенно поинтересовался он и едва слышно втянул воздух носом, принюхавшись.

Да, обоняние его не подвело. И ему не померещилось. Он уже на входе ощутил ее запах — горьковатый, травяной, с едва ощутимыми нотками жимолости.

— Здравствуй, — тихо шепнула травница дрожащими губами и вернула капюшон на прежнее место.

— Ты что тут забыла? — ведьмак оперся предплечьями о стол и наклонился к девушке ближе.

— М-можно… я, ну… — ее чуть трухнуло от внезапно накатившей неловкости. — В комнате твоей расскажу.

— Боги, конечно, — засуетился Эскель и, махнув рукой, поманил за собой.

Когда Дера, наконец, вошла в комнату и услышала, как за спиной закрылась дверь, то облегченно выдохнула и сбросила с головы капюшон. Сжав в кулаки дрожащие пальцы, она обернулась к ведьмаку и молча уставилась на него.

А у того из-за этого взгляда все перевернулось внутри. Он заметил, как бледна ее кожа, как помутнели от накативших слез глаза и как сжались в тонкую линию губы. И до конца еще не верилось, что это та самая спесивая девка, которую он знал, стоит перед ним и робеет, как маленькая девчонка. Рука сама потянулась к ней, а ноги понесли его вперед. Но Дера прижала руки к груди и сделала шаг назад, вызвав у Эскеля неприятное чувство, что тут же отразилось на его лице.

— Зофья умерла, — начала она срывающимся голосом. — А ее отец, ирод поганый, он… Отто наказал мне бежать и…

— Что? — переспросил ведьмак, так до конца и не уловив суть ее слов. Видать, нужно было слушать, а не таращиться на ее губы и руки.

— Помоги мне. Я не знаю, куда мне идти и что мне делать, — сорвалась на плач Дера и громко хлюпнула носом. — Мне страшно.

Слезы полились ручьем, а плечи на каждом всхлипе вздрагивали. Она терла дрожащими пальцами щеки и нос, размазывая по лицу сопли. Тряслась так, будто ее пробил озноб.

Эскель не любил женских слез. Он сам был крайне скуп на эмоции и такое явное их проявление заставляло его теряться и нервничать. Он не знал, что он должен сейчас сделать. Обнять? А можно ли вообще ее трогать? Позволено ли ему прикасаться к ней? Не вызовет ли это еще большую истерику? Может, накричать? Был и еще один вариант. Без касаний и лишних движений, но всегда действовал безотказно. Сделав шаг вперед, он завел руку за спину и сложил пальцы в нужном жесте.

Дера заметила, как блеснули обычно янтарные глаза ведьмака чем-то светлым, а в голове тут же помутилось.

— Хватит плакать и расскажи мне все, что произошло, — до жути спокойно и четко проговорил он.

А Фредерика толком не поняла, как перестала плакать и осоловело взглянула в ведьмачьи глаза. Ее завлек вертикальный зрачок и густые черные ресницы. А когда поняла, что начинает проваливаться сознанием в какое-то странное забвение, губы зашевелились сами собой.

— Яцек рассказал, что его жена Зофья померла вчера ночью. Ее отец разнес по хутору клевету о том, что я колдовством занимаюсь и сношаюсь с ведьмаками. Он донес охотникам на колдуний, и Отто, намереваясь меня уберечь, приказал мне уезжать и скрыться в другом месте. Он сказал, чтобы я нашла тебя и просила помощи в уплату за то, что ты гостил у нас. А еще у меня есть деньги. Четыреста крон, — спокойно проговорила Дера, внезапно качнувшись, будто толкнул кто, и схватившись рукой за голову.

— Тише, — Эскель подхватил ее под руку и, доведя до кровати, усадил.

Девушка жмурилась и терла руками глаза. В голове все еще немного мутилось, но чувство контроля над телом уже вернулось.

— Что ты сделал? — она нахмурилась и уставилась на ведьмака.

— Успокоил, как обычно Василька успокаиваю. Знаком, — усмехнулся тот и присел на корточки перед ней, упираясь локтями в колени. — Значит, говоришь, в уплату я должен тебе помочь? А не велика ли уплата?

— Я дам тебе денег. А если доедем до Новиграда, я дам тебе три тысячи крон, если поможешь мне спрятаться там, где я буду в безопасности.

— Три тысячи? — не выдержав, Эскель расхохотался. — Откуда у тебя деньжищи-то такие?

— Отец на счету в банке оставил, — буркнула девушка, сжав руками свои колени.

— О, значит, у тебя есть семья? Так чего же ты к ним не подалась сразу, а убежала к низушку в захолустье?

— Отец пропал незадолго до того, как я бежала. Матушка… — Дера задумчиво пожевала нижнюю губу и опустила глаза. — Она и так сбагрила меня в Оксенфурт, так что, я думаю, не