кроме медицины, и почти из всех путей к высшему образованию, богатству и влиянию.60 Им запрещалось покупать землю, вкладывать деньги в закладные на землю, а также владеть любой долгосрочной или ценной арендой. Они не могли быть присяжными, за исключением тех случаев, когда протестанты были недоступны. Они не могли преподавать в школах; не могли голосовать на муниципальных или национальных выборах; не могли вступать в законный брак с протестантом.61 Их религиозные обряды были разрешены, если их совершал священник, зарегистрированный правительством и принесший клятву отречения от верности династии Стюартов; другие священники подлежали тюремному заключению, но этот закон редко соблюдался после 1725 года; в 1732 году комитет ирландского парламента сообщил, что в Ирландии было 1445 священников, 229 католических церквей, 549 католических школ. После 1753 года рвение англичан ослабло, и положение католиков в Ирландии улучшилось.

Беспорядок в религиозной жизни вместе с бедностью народа и безнадежностью социального развития деморализовал ирландскую жизнь. Самые способные и храбрые католики, которые могли бы поднять уровень ирландских способностей, морали и интеллекта, эмигрировали во Францию, Испанию или Америку. Многие ирландцы, спасаясь от голода, опускались до нищенства или преступлений. Разбойничьи шайки скрывались в сельской местности, контрабандисты и разрушители таились у берегов, а некоторые владельцы недвижимости держали до восьмидесяти брадобреев, чтобы те выполняли их приказы, невзирая на закон. Тысячи голов скота и овец были убиты бродячими бандами, очевидно, в качестве мести католиков протестантским помещикам. Народу было трудно уважать законы, принятые ирландским парламентом, который часто говорил о католиках, составлявших три четверти населения страны, как об «общем враге».

В жизни ирландцев были и светлые моменты. Веселый, непринужденный, любящий смех нрав людей сохранился во всех тяготах; а их суеверия и легенды окружали их жизнь магией и поэзией, не доводя ее до такого насилия, какое было характерно для преследований за колдовство в Шотландии и Германии. Среди англиканского духовенства в Ирландии было несколько прекрасных ученых (например, епископ Армагский Усшер), выдающийся философ (Джордж Беркли, епископ Клойнский) и величайший английский писатель первой четверти XVIII века Джонатан Свифт, декан собора Святого Патрика. Дублинское общество, основанное в 1731 году, занималось совершенствованием технологий в сельском хозяйстве и промышленности, стимулировало изобретательство и поощряло искусство. Было много случаев, когда отдельные протестанты помогали неимущим католикам, а магистраты снисходительно применяли драконовские предписания уголовного кодекса.

Но в целом ирландская сцена была одной из самых позорных в истории. Унизительная нищета, хаотичное беззаконие, кочевое нищенство, 34 000 нищих, бесчисленные воры, высший класс, живущий в пьяном разгуле на фоне голодающего крестьянства, каждый неурожай приносил повсеместный голод — «старые и больные, — говорил Свифт, — умирали и гнили от холода, голода, грязи и паразитов».62- эта ужасная картина должна найти место в нашем представлении о человеке. После долгих и лютых морозов 1739 года наступил отчаянный голод 1740–41 годов, во время которого, по одним оценкам, погибло двадцать процентов населения, оставив после себя множество опустевших деревень. В графстве Керри число налогоплательщиков сократилось с 14 346 в 1733 году до 9372 в 1744-м. Беркли подсчитал, что «нация, вероятно, не восстановит эту потерю в течение столетия».63 Он ошибался. Женщины терпеливо рожали детей, чтобы заменить умерших. Религиозный пыл среди протестантов уменьшался по мере распространения образования; среди католиков он возрастал, поскольку их религия отождествлялась с борьбой нации за свободу. Высокий уровень рождаемости, поддерживаемый католической церковью как ее секретное оружие против любого противодействия, вскоре противостоял разрушительным последствиям голода, моровой язвы и войны; к 1750 году население Ирландии выросло с примерно 2 000 000 человек в 1700 году до 2 370 000. В конечном итоге вера и плодородие угнетенных одержали верх над оружием и жадностью завоевателей.

VII. ШОТЛАНДИЯ: 1714–56

Почему судьба Шотландии так отличалась от судьбы Ирландии?

Прежде всего, Шотландия никогда не была завоевана; напротив, она подарила англичанам шотландского короля. Вожди горных племен, до сих пор не покоренные, составляли боевой класс, который снова и снова возглавлял шотландцев во время вторжений в Англию. В Лоуленде проживали англосаксы, в основном той же породы, что и англичане. Его земля оставалась в надежных руках туземцев. Его религия, как и англиканская, была продуктом Реформации, а не наследием средневековой церкви; и она объединяла, а не разделяла нацию. После Акта об унии (1707 г.) Шотландия участвовала пропорционально населению в выборах членов теперь уже британского, то есть англо-валлийско-шотландского, парламента; она подчинилась управлению из Лондона, но только после вымогательства коммерческих уступок, обогативших шотландский народ. Каждый приход в Шотландии старался открыть школу для своих детей, а четыре университета предлагали лучшее высшее образование, доступное в то время на Британских островах. В XVIII веке эта образовательная деятельность вылилась в «шотландское Просвещение» — Юм, Хатчесон, Рид, Робертсон, Адам Смит, — которое придало пьянящий темп английскому уму.

Однако это яркое свершение нужно было заслужить; прошло пятьдесят лет, прежде чем плоды союза созрели. В 1714 году Шотландия все еще оставалась феодальной: каждым районом, за пределами городов, управлял крупный дворянин через своих вассальных лэрдов, а землю обрабатывало верное и безропотное крестьянство-арендатор. Но теперь политический союз с Англией стремительно подрывал эту структуру. Дворяне доминировали в шотландском парламенте; когда этот парламент прекратил свое существование, шотландские представители в британском парламенте оказались в среде, где влияние торговли и промышленности соперничало с влиянием земли; они переняли английские идеи и технологии; и к 1750 году промышленники и купцы Шотландии бросили вызов национальному лидерству Аргиллов, Атоллов, Гамильтонов и Марсов. Якобитская авантюра 1745 года была последней вспышкой шотландской феодальной власти; когда она потерпела неудачу, экономическая жизнь Шотландии слилась с английской, и началось господство средних классов. Союз открыл английские колонии для шотландской торговли; в 1718 году Глазго спустил на воду первое шотландское судно, пересекшее Атлантику; вскоре шотландские купцы были повсюду. Улучшились сельскохозяйственные технологии и санитарные условия в городах; снизилась смертность; население выросло с 1 000 000 в 1700 году до 1 652 000 в конце века. В 1751 году Эдинбург с пятьюдесятью тысячами жителей был третьим по величине городом Великобритании, уступая лишь Лондону и Бристолю.

Пресвитерианская кирка оставалась почти фанатично преданной кальвинистской теологии. Каждое воскресенье люди шли пешком — иногда за две или три мили — в церкви, сурово лишенные украшений, и слушали многочасовые проповеди и молитвы, подчеркивающие фатальность предопределения и