Шрифт:
Закладка:
– Садитесь, вей Осгерт, – прокричал Дорен, приоткрыв дверцу пассажирского места.
– Спасибо. Ну и непогода! Похоже, будет гроза.
Хальрун скользнул на сидение и небрежно стряхнул с плеч капли воды. Он покрыться ими, как трава росой, но плотная ткань удержала влагу снаружи.
– Хорошо, – заметил Дорен, напряженно всматриваясь вперед. – Наши шансы растут.
– Хорошо? – удивился Хальрун. – Что в хорошего в грозе?
– Больше вероятность, что вейя Кросгейс останется сегодня дома, – невпопад ответил полицейский.
Аппаратом он управлял крайне осторожно. Глядя на напряженное лицо детектива, Хальрун не стал приставать с вопросами, хотя они крутились у газетчика на кончике языка.
Машина тихонько переваливалась по ночным улицам, дождь барабанил по крыше, а где-то вдалеке раздался гром. Ночная поездка в компании молчаливого полицейского необъяснимым образом умиротворяла.
– Сверните там, – подсказал Хальрун. – Так будет ближе.
– Вы уверены? – удивился Дорен. – Вы же не из Центра, вей Осгерт.
Газетчик пожал плечами.
– Я быстро учусь находить дороги. Направо и смелей, детектив Лойверт!
– Как скажите. Доверюсь вам.
Больше Дорен ничего не сказал. Хальрун взглянул на полицейского, пытаясь угадать, что у того на уме.
– Чего вы хотите добиться от гадалки? – не выдержал журналист. – Время для визитов неподходящее.
– Я знаю, вей Осгерт. Мы не станем наносить визит.
– Тогда зачем мы едем?
– Вы еще не поняли? Мы встанем возле ее дома и останемся там до утра, на случай если вейя Кросгейс решит прийти.
– Что? – опешил Хальрун.
Дорен, казалось, слегка усмехнулся при виде разочарованного лица газетчика, но тот же эффект мог дать удачно упавший на полицейского отсвет молнии.
– Нельзя допустить, чтобы эти женщины договорились. Утром я вернусь в управление, где встречусь с детективом Тольмом. Если все пройдет так, как я предполагаю, я сумею убедить его, и мы обыщем дом госпожи Лаллы.
– Неужели? Детектив Тольм не показался мне человеком, которого легко убедить. Кто-то менее вежливый назвал бы его твердолобым быком.
Вот теперь Дорен точно улыбнулся. На его лице появилась кривоватая, нехарактерная для детектива усмешка.
– Вы правы, но детектив Тольм не любит шарлатанов и к госпоже Лалле расположен еще менее, чем к вам, вей.
Услышав это, Хальрун развеселился.
– Значит, и меня старший детектив записал в шарлатаны?
– Нет, вей Осгерт. Вы журналист. Это чуть лучше обманщика и мошенника, но хуже, например, букмекера.
Машина внезапно вильнула на мокрой дороге, а затем резко остановилась.
– Осторожнее! – запоздало крикнул Хальрун.
– Прошу прощения...
– С вами скучать не приходится, – пробормотал газетчик, пока Дорен осторожно выравнивал ставший поперек дороги аппарат.
– Я плохо управляю техникой, – неохотно признался детектив. – Я это знаю и вожу обычно осторожно. Заверю вас, я ни разу не попадал в аварию.
Хальрун успел прийти в себя. Вспышка страха, которую он пережил, была сильной, но скоротечной.
– Это обнадеживает, – сказал газетчик.
Начавшаяся было непринужденная беседа сама собой сошла на нет, и Хальрун начал смотреть в окно. Свет, зажженный в домах, казался уютным, а горящие уличные фонари, наоборот, будили в душе нечто тревожное. В такую ночь не хотелось находиться снаружи, но Дорен упрямо стискивал штурвал, и аппарат катился вперед. Ехать было недалеко, так что дополнительные угольные брикеты двигателю не понадобились. Хальрун сомневался, что их получилось бы бросить в топку под проливным дождем и при сильном ветре.
– Вон он, дом госпожи Лаллы! – сказал газетчик.
– Вижу, – кивнул детектив. – Не похоже, чтобы там кто-то бодрствовал.
Приближалась полночь. Гадалка говорила, что поздно отходит ко сну, но либо она предпочитала общаться с духами в темноте, либо легла сегодня раньше обычного. Из дома никто не вышел и не спросил, что тут забыл полицейский.
Ожидание тянулось медленно. Двигатель остыл, и в машине с каждым часом становилось все холоднее. Хальрун совершенно не рассчитывал на такое окончание литературного вечера. Его нарядный костюм плохо держал тепло, и тонкий плащ – тоже. Сидящий рядом Дорен и вовсе нахохлился, словно сова.
– Уверены, что ночное бдение необходимо? – спросил газетчик, когда прошла половина ночи. – Ничего не происходит.
Гроза стихла, фонари погасли, и в домах вокруг больше не светилось ни одно окошко. Хальрун не считал себя пугливым человеком. Он с радостью приветствовал любые авантюры и не чувствовал вины, когда приходилось слегка преступать закон, но это ночное приключение сильно отличалось от всего, чем газетчик занимался раньше. Было жутко тоскливо сидеть в крошечной машине посреди темноты.
– Нет, не уверен, – отозвался Дорен. – Будет жаль, если я ошибся, но работу нужно делать основательно… Даже если это вызывает неудобства.
Детектив посмотрел на Хальруна и вдруг добавил:
– Помнится, вы однажды подставили лицо под кулак ради публикации. Неужели провести ночь в машине много хуже?
– Я не жалею, что сейчас нахожусь с вами, – возразил газетчик. – И мне не жалко заменить сон слежкой за домом. У госпожи Лаллы красивый дом, в конце концов, на него приятно смотреть! Только будет ли польза?
- Не знаю. Я надеюсь.
Дорен зябко дернул плечами, устраиваясь удобнее. Хальрун вздохнул.
- Расскажите про госпожу Лаллу, детектив? Вы упоминали, что выяснили прошлое этой таинственной женщины.
- Нет в ее прошлом ничего таинственного, - ворчливо ответил полицейский. – Госпожа Лалла всего лишь была когда-то ярмарочной ясновидящей.
– Разочаровывает, хотя я не удивлен… А впрочем, нет... Странно, что я про нее не слышал. Я должен был бы знать…
- Она родом не из Бальтауфа, вей Осгерт. Госпожа Лалла жила работала на юге, где много курортных городков. Предполагаю, где-то там она и познакомилась с вейей Кросгейс.
– Тогда я понял… Неплохое продвижение. Это объясняет вульгарные манеры гадалки.
Остаток ночи прошел в болтовне ни о чем… То есть болтал, конечно, Хальрун, которого раздражало молчание, а Дорен отделывался короткими фразами. Журналист еще раз рассказал о вечере у Мализы, перемыл косточки всем присутствовавшим там гостям, прошелся по своей газете и только после этого сумел разговорить Дорена. В порыве откровенности детектив поведал о буднях полицейского управления. Хальрун быстро признал, что не хотел бы так работать и мысленно пообещал не жаловаться больше на капризы редактора...
Наконец начало светать. Небо стало серым, и город окрасился
