Писцовая книга Звенигородского уезда 1558–1559 гг. также опиралась на перепись 1537 г. В этом случае писцы конца 1550-х гг. сохранили меньше имен прежних владельцев. Еще до письма И. Д. Боброва (1537 г.) «запустело» поместье Степана Смердюгина Кучецкого. Поместьем мужа владела Соломонида Козловская. Очевидно, во время службы в уделе получили свои поместья братья Голенищевы. С дмитровским двором был связан Василий Рычко Ворыпаев Плещеев, поместье которого в 1549 г. было передано по духовной грамоте Юрия Дмитровского в Саввин-Сторожевский монастырь[373].

Всего, таким образом, устанавливаются имена нескольких десятков лиц, получивших поместья из рук Юрия Дмитровского. По своему положению выявленные помещики принадлежали к различным слоям служилых людей. Подавляющее большинство из них принадлежало к числу рядовых детей боярских. Впрочем, достаточно часто поместьями владели также представители дмитровской знати, подобные боярину М. Е. Гусеву, князьям В. В. Нечике Звенигородскому и А. Д. Приимкову Ростовскому.

Некоторые имена помещиков упоминаются в завещании Дмитрия Углицкого: Александр Упин, Яков Поплевин Морозов, Василий Волынский, Федор Большой Кокошкин, Иван Полев. Некоторые из них сохранили поместья за собой и после исчезновения углицкого удела[374].

Ограниченные возможности для поместных раздач существовали на территории старицкого удела. За исключением, может быть, Алексинского уезда в удел Андрею Старицкому попали земли с высокой степенью концентрации вотчинного землевладения. Поместья могли появиться здесь либо в результате конфискаций, либо в случае раздачи дворцовых земель. Первый путь был заранее обречен на неудачу, хотя удельная администрация и прибегала к нему иногда, как это было, например, после побега А. А. Карачева. Большее значение имела раздача дворцовых земель.

Позднее, в 1563 г., при проведении принудительного обмена владениями между Иваном IV и Владимиром Старицким были тщательно зафиксированы все изменения, коснувшиеся дворцовых земель удела. В том числе были отмечены и села, пошедшие в поместные раздачи. Определенная часть названных здесь сел могла пойти в раздачу уже при Андрее Старицком. В любом случае их число кажется недостаточным для придания процессу поместных раздач масштабного характера. Наличие в распоряжении у того же Владимира Старицкого значительных массивов земель дворцового фонда свидетельствует о том, что старицкие князья не форсировали этот процесс, что в целом подтверждает вывод об их не слишком активной позиции. Тем не менее в Старицком уезде Г. М. Валуев упоминал «государево жалование» село Мишутино. В писцовой книге Верейского уезда Н. Неплюева 1629 г. в категории «старой пустоты поместья» назывались земли Григория Судока Сатина. Известны были некоторые земельные пожалования на территории Алексинского уезда. Вотчина здесь была пожалована Г. В. Грязному-Ильину, а поместье – новокрещену В. Баранчееву[375].

Не меньшее значение имело создание однородной структуры служилых людей, постепенная инкорпорация выходцев из Тверской земли и их адаптация к «московским» порядкам. Небольшие территории уделов способствовали более интенсивному проникновению служилых людей из одного уезда в другой. В отличие от «двора тверского», просуществовавшего в структуре Государева двора вплоть до 40-х гг. XVI в., тождество, например, кашинских детей боярских с другими служилыми людьми из бывшего Дмитровского княжества было практически полным[376].

Чаще всего разрушение единства кашинской корпорации шло за счет пожалования земель в Кашинском уезде выходцам из других частей дмитровского удела, происходивших из старинных «московских» фамилий.

Продвижение в Кашинский уезд началось еще при Иване III. Уже в начале XVI в. на кашинском рубеже упоминались земли князей Василия и Петра Охлябининых. Очевидно, еще в конце XV в. вотчины здесь были приобретены (пожалованы) сподвижниками великого князя Яковом Захарьичем Кошкиным и Михаилом Беззубцевым[377]. Этот вектор развития был продолжен во время существования дмитровского удела.

Вероятно, в первые годы правления Юрия Дмитровского на территории Кашинского уезда, как части Тверской земли, действовали определенные запреты на покупку вотчин представителями других уездов. В 1518 г. потребовалось специальное разрешение этого князя на приобретение вотчин в Кашинском уезде дмитровскиму дворецкому Василию Константиновичу Немому Вельяминову. В дальнейшем подобное ограничение было снято. Тот же В. К. Вельяминов в 1526–1527 гг. приобрел вотчину у Т. И. Мижуева без каких-либо дополнительных формальностей[378].

Обилие «москвичей», владевших вотчинами на территории Кашинского уезда, подтверждает это предположение. Кроме уже названного В. К. Вельяминова, среди них были лица разного социального статуса – князь Давыд Данилович Хромой Ярославский, Семен Данилов Вельяминов, дьяк Афанасий Яковль, подьячий Василий Леонтьев Палицын, а также сын боярский Афанасий Шишка Москотиньев. Согласно припискам к дмитровской рубрике Дворовой тетради, по Кашину служил Василий Петров Брехов. В боярских списках 1547 г. по Кашину был записан Иван Петрович Заболоцкий, прежде один из наиболее видных вассалов Юрия Дмитровского. Согласно Сказанию о чудесах от мощей Макария Калязинского, связь с Кашином имел Захар Обобуров, землевладелец Рузского уезда[379].

Характерно, что землями в Кашинском уезде владели выходцы из Бежецкого уезда: Никита Тимофеев Пыхичев (Быхачев, в опубликованном варианте Дворовой тетради), Бешенцевы и Никита Алексеев Синего-Горбатого. Очевидно, Кашинский уезд был зоной активных поместных раздач для правительства Юрия Дмитровского.