на пузырёк. Резкий запах ударил мне в нос, и Двэйн дёрнулся, издав сдавленный крик, когда я полила его рану. Кровь зашипела и запенилась, и старший вдруг расслабленно повалился на спину.

— Двэйн? — я склонилась над его лицом. — Двэйн, ты здесь?

Он не откликался, и те секунды, за которые я успела подумать, что он умер, едва не лишили меня рассудка. Нет, нет, нет! Я приложила пальцы к его шее, стараясь почувствовать бьющуюся жилку. Раз… два… три… Я не смогла удержать слёз, сердце старшего по-прежнему билось. Слёзы катились по моим пылающим щекам, пока я перевязывала его рану. Не знаю, были они от облегчения или страха, но рыдания никак не прекращались. Я наблюдала сквозь мокрую завесу за полыхающим лесом, думая о том, что Пустошь никогда нам этого не простит. Она обязательно отомстит за огонь.

Глава 21

«Мир только здесь, другого нет на свете,

Он под защитой толстых белых стен.

И в мир за ними верят только дети,

На деле там смертельный страшный плен.

И Тени не случайно так зовутся,

Они — исчезнувшая память Городов.

Они не смогут в нашу жизнь вернуться.

Они — лишь призраки забытых снов.

На что нам поминать их в разговоре,

Как времена ушедших в века лет?

Подобно мифам о далёком море,

Их не было, не будет, и их нет!»

— из сборника рекомендованной литературы для средних классов.

Времена рыцарства забыты в сказках, их засыпало пеплом как нечто, что нужно похоронить навсегда. Но порой ветер всё же разгоняет вековую пыль, обнажая старые кости древних историй о том, как благородные мужи спасали юных дев.

Но в моём случае, кажется, кто-то перепутал слова, предложения, целые абзацы, превратив меня саму в рыцаря, несущего на себе груз из горячей плоти (очень тяжёлой на самом деле), которая едва может передвигать ногами, да ещё и беспрестанно ворчит что-то под ухо.

— Как-то раньше ты не был таким разговорчивым, — буркнула я, сгибаясь под его рукой на моих плечах. Мы двигались медленно, солнце поджаривало наши макушки, так что казалось, что вот-вот и волосы на голове вспыхнут, как та трава в ночном лесу. Горло иссушилось, под ложечкой засосало, тело стало липким и мокрым от пота, а вынужденная близость друг к другу ухудшала всё это в сто крат.

— Раньше мне не приходилось полагаться на кого-то другого, — в его голосе звучало неприкрытое недовольство.

— Ну, всё случается впервые, — тяжело дыша, ответила я.

— Если мы не доберёмся до моста к вечеру, то можем забыть о встрече с отрядом.

— В таком случае советую тебе прибавить шагу, дедуля, — процедила я сквозь зубы: будучи раненым, Двэйн начал ещё больше командовать и ещё больше раздражать меня.

— Ха-ха, — последовал сухой ответ, и он продолжил: — Нам не стоило поджигать лес, это ни к чему хорошему не приведёт.

— Правильно. Лучше было бы, если бы нас слопали.

— Не язви. Ты понимаешь, о чём я говорю, — он ненадолго замолчал, а потом продолжил: — А в тебе, кажется, начинают пробиваться ростки Пустоши. Глядишь, займёшь неплохое место в рейте.

— Ого! Какие лестные слова! Такого от тебя мне ещё не приходилось слышать!

— Не обольщайся. Я пью настой от боли, он немного туманит мозг. Но скоро всё закончится, и ты никогда больше этого не дождёшься.

Должна признать, старший, действительно, вёл себя немного странно, словно позволял себе немого больше, чем я привыкла видеть. Как же не воспользоваться случаем?

— Знаешь, Двэйн, меня кое-что интересует в жизни рейта. Раз уж я тащу на себе твою тяжеленую тушку, то, думаю, имею право на несколько вопросов.

— Алиса, твоя фамильярность меня поражает! Я — старший, у нас это много о чём говорит, — его голос прозвучал привычно недовольно и сердито. Может, действие настоя закончилось?

— Я обязательно это учту.

— Нужно проявлять уважение…

— Безусловно…

— И подчиняться без лишних вопросов.

— Ясно-ясно. Скажи, откуда вы берёте вещи, материалы, оружие, наконец?

— Что-то осталось со времён старого мира, что-то мы можем добыть в лесу, а чем-то приходится делиться Объединениям.

— Что? — я замерла на месте от удивления и повернула голову к лицу Двэйна. — Никогда не поверю, что хоть один Город выделит крошку со своего стола.

— Почему ты так думаешь? — лукавая усмешка на мгновение появилась на его лице. — Неужели ты так быстро успела разлюбить Город? — в его тоне я уловила едкий сарказм.

— Я… я просто знаю, вот и всё, — этот вопрос отчего-то поставил меня в тупик. Я не могла простить Объединению моих страданий и страхов, но слишком много светлого связывало меня с ним. Мы двинулись дальше, подставляя свои спины жгучим лучам.

— Ты права, — снова начал Двэйн. — Они, разумеется, не дали бы. Но мы и не просим.

— В каком смысле?

— Разве то, что принадлежит им, не должно принадлежать и нам тоже? Есть ли хоть какая-нибудь весомая причина, почему мы не можем хорошо питаться? Спать в холод под одеялом? Носить одежду? Защищаться? Почему и ты теперь не можешь? Если такая причина есть, назови её, и тогда я искренне покаюсь.

В его голосе послышались взволнованные возбуждённые нотки, затронувшие меня даже больше, чем сами слова. Я смогла ответить только через небольшую паузу.

— Конечно, нет. Но как вам удаётся воровать? Через стены не пробраться. Это самоубийство. Это невозможно.

— Наше существование для кого-то кажется невозможным. А стены, ворота — всего лишь преграды, которые при желании можно обойти, или даже сломать.

— Это не ответ. Я всё равно не понимаю, как вы попадаете в Город.

— Тебе и не нужно. Этим занимаются только особые из нас. Не волнуйся, тебе не придётся стать одной из них.

— С чего ты это взял? — возмутилась я, хоть вовсе и не собиралась становиться кем-то из «особых». Он тихо посмеялся себе под нос.

— Да ты словно птенец, который только что вылупился. Научись-ка сначала летать.

— Но однажды?

— Алиса, не ввязывайся в это дело, — уже серьёзно произнёс он. — Тебе это не понравится.

— С чего ты взял? — ощутив внутри холодок, спросила я.

— Просто знаю, вот и всё.

Я промолчала. Его уверенный тон, усталый