сто лет. Маркус называет ее Гроговая ведьма.

– Похоже, она не особо пользуется популярностью.

– Она асоциальна и слишком много пьет. Блок управления точно заменила не она.

– Передатчик произведен в России, – сказал Матс. – Это необязательно означает, что и преступники оттуда, но указывает некое направление для дальнейших размышлений. Следуюший вопрос – как, черт подери, им удалось его подменить?

– В ночь на вторник, – ответил Викинг. – Было темно, как в желудке, шел проливной дождь. Гараж Оскарссона был незаперт, а машину, стоящую в гараже, никто не запирает. Заходи, кто хочет. Ханс-Улов проснулся около четырех ночи. Возможно, он что-то услышал.

– И наконец, – проговорил Матс. – Ты понимаешь, что все это означает?

Викинг кивнул.

– Иностранное государство более двадцати лет имело своего агента на базе.

– Возможно, он относился к спящей сети – его приберегли для проекта такого уровня.

Матс внимательно посмотрел на него.

– Ты тревожишься по поводу рака?

Викинг сглотнул.

– Даже не знаю. Это от многого зависит. Если все плохо, то лечение, насколько понял, очень мучительное.

– Ты беседовал с психологом или психотерапевтом? Викинг покачал головой, отхлебнул большой глоток.

– Мне кажется, тебе стоило бы к ним обратиться, в больнице они всегда есть. Мне надо сделать несколько звонков. Никуда не уходи. Я сообщил Франку, что ты придешь ко мне, пообещал, что мы его навестим. Он ждет нас. Хочешь еще виски?

Викинг уселся поглубже на ротанговом диване.

– Спасибо, хочу.

По ту сторону живой изгороди кто-то удачно ударил по мячу. Всеобщее ликование.

Франк Нильссон жил в адаптированной для инвалидной коляски квартире на пятом этаже высотного дома в Аксельберге. Он был слегка под хмельком, когда открыл им, – впрочем, и Викинг тоже.

– Привет, парни! – сказал Франк и поехал задним ходом, впилившись в вешалку. – Черт, как я рад вас видеть!

Он широко улыбался, но лицо у него было измотанное и осунувшееся. Волосы давно не мыты и не стрижены.

– Как проходит подготовка к марафону? – спросил Матс, садясь за кухоный стол.

– Лучше всех. Надеюсь, меня возьмут на Паралимпийские игры, – ответил Франк.

– Спиртное у тебя дома есть? – спросил Викинг.

– Медведь в лесу срет? – спросил Франк и покатился к бару.

Матс достал бокалы, помыл их, прежде чем поставить на стол, протер бумажным полотенцем.

Огромная квартира на Кунгсхольмене, унаследованная Франком от бабушки, досталась после развода Пернилле, второй жене. Вилла в Эншеде, которую он купил с Линдой, третьей женой – той самой Линдой, с которой Викинг в свое время не пошел на пасхальное свидание, – досталась ей. Когда жена номер четыре узнала, что Франк ей изменяет, то продала их общую квартиру в Ярфелле, взяла деньги и уехала в Хорватию. Он мог бы заявить на нее в полицию, но решил, что насмешки коллег будут болезненнее, чем потеря денег, и не сделал этого.

Администрация района Хэгештен-Лильехольмен сжалилась над ним, когда его выписали из больницы с переломанным позвоночником, и выделила ему эту квартиру – однушку с кухней без порогов. Каждый раз, когда ему помогали выбраться из дома, он проезжал мимо банковского офиса, где получил свои травмы.

– Чертовски здорово, что вы пришли, – сказал Франк, разливая водку – много попало мимо.

Они чокнулись.

– Выглядишь ты ужасно, – сказал он Викингу, проглотив огненный напиток. – Тебя турнули?

– Не столь драматично, – ответил Викинг. – У меня всего-навсего рак.

– Ну тогда ладно, – ответил Франк. – Собрался помирать?

– Чисто статистически шансы, что я буду жив через пять лет, составляют от шестидесяти пяти до семидесяти процентов, – ответил Викинг и выпил до дна.

Он посмотрел в окно, увидел только небо. Тяжелое и серое – будет дождь. Вот такой стала жизнь Франка, эти осколки реальности. Вот эти квадратные метры, это небо за окном. Персонал из социальной службы, делающий уборку раз в неделю, подвозка на реабилитацию.

– Если бы вы могли прожить жизнь заново, – произнес он, – какие решения вы бы изменили?

– А, мы попали в ту самую радиопрограмму, «Психологическая комната», – сказал Франк.

– Это называется «Философская комната», – поправил Матс.

– Вы стали бы полицейскими? – спросил Викинг.

По стеклу забарабанили первые капли.

– Конечно, – ответил Матс.

– Само собой, – откликнулся Франк. – Но я оставил бы себе Анну. Не стал бы выкидывать ее вон.

Анна Монссон была его первой женой. Подруга студенческих лет. Ее застукали во время корпоратива, когда она целовалась с дежурным старшим офицером из Сёдермальма. Оба утверждали, что все произошло по ошибке и по пьяной лавочке, что никаких отношений у них нет, но Франк рассердился не на шутку. Публичное унижение заставило его выгнать на улицу и ее, и обоих сыновей. С тех пор он не поддерживал с ними связи.

– Я был бы добрее к детям, – сказал Матс. – Разрешал бы им выйти из-за стола, даже когда они не доели. Покупал бы им конфеты без всякого повода.

Викинг сидел молча. Что он изменил бы в своей жизни? Ответа он не знал. Полюбил ли бы он Хелену? Да и было ли это его выбором?

– А еще спиртное есть?

Франк налил еще. Они сидели, пока бутылка не опустела, а за окном не стемнело.

Викинг и Матс расстались у метро Аксельберг, одной из наземных станций по линии, идущей на Норсборг. Матс поплелся под дождем домой пешком, идти ему было всего пару километров. Викинг стоял, покачиваясь в темноте, на плохо освещенном перроне и чувствовал, как под одежду пробирается сырость.

Когда-то он прочел текст о том, что вселенная заключена в яйце. Там только двое – Бог и мертвый человек, который будет рождать и рождаться заново, пока не проживет жизни всех людей на планете. Он будет Иисусом, и Гитлером, и Авраамом Линкольном. Все, что он делает по отношению к другим, он на самом деле совершает по отношению к себе. Цель в том, чтобы он созрел. На нынешний момент он зародыш, а вселенная, как уже было сказано, яйцо. Вылупившись из яйца, человек тоже станет богом. Как, черт подери, звали автора?

Прислонившись к бетонному столбу, он подумал, каково это – быть Франком. Со всеми его женщинами, а теперь в инвалидной коляске. Или Карин со всеми ее горшками. Или Хеленой. Каково это – утонуть в болоте, если, конечно, так и случилось, слыша, как рядом с корзиной кричит ребенок? Каково это – оставить маленькую дочь, ибо это она точно сделала. Если автор «Яйца» прав, то она оставила саму себя. Он знал, как зовут писателя, но никак не мог вспомнить.

Когда поезд наконец с грохотом вкатился на станцию, Викинг чуть не упал и изо всех сил вцепился в столб.