штурманской ошибки и что ПВО Рейха не подпустит к Берлину ни одного вражеского самолета на пушечный выстрел. Минуту назад я узнал цену второй его клятвы, поэтому не сильно верю и первой.

— Ты куда?

Догадливая. Если сожитель-офицер среди ночи прыгает в форменные штаны, значит — уходит.

— На службу. Даже представить боюсь, какие там Содом и Гоморра. Ни шагу из дома! Придет фрау Зайбер — накажи ей убрать стекло и вызвать мастера.

Скоро год, как длится война. Уже полгода, как Элен перебралась ко мне. Но видимся мы реже. Я в постоянных командировках, последнее время они чаще приходятся на Францию. Бываю в Париже, куда катал ее в последние мирные месяцы. Не хочу, чтобы это наивное существо увидело оккупированный Париж, похожий на некогда игривого пса, в страхе забившегося под диван. Единственная радость — привожу ей шелковое белье, сыр, вино, все преимущественно из Южной Франции, где не хозяйничал доблестный Вермахт.

Моя леди по-прежнему публикуется в журналах. Зарабатывает немного, зато получает карточки. Великодушный Рейх снабжает дефицитами подданную вражеской империи наравне с собственными гражданами. Разумеется, только под влиянием СД. По возвращении домой обнаруживаю, насколько англичане способны злоупотреблять этим великодушием.

В моей гостиной преспокойно восседает сэр Чарльз. Вместе с племянницей они неторопливо попивают чай, лица такие безмятежные, будто нет новостей актуальнее минувшего дня рождения королевы. Руку на отсечение — в Берлине он нелегально, Гестапо прохлопало его появление, а Элен лишь пожимала плечами, когда невзначай справлялся о ее родственнике. Моя прислуга хлопочет, подливая чай.

Бессонная ночь и совершенно дикий день, напоминающий шабаш в дурдоме, срывают всякие предохранители сдержанности. Как только закрывается дверь за фрау Зайбер, вдовой проверенного члена партии, ничего не могу с собой поделать и сбиваюсь на крик:

— Вы идиоты! Вы с ума сошли! Оба! Королевские ВВС бомбили Берлин, а вы расселись и хлебаете чай! Хоть понимаете, что моя любезная домработница немедленно настрочит донос?

— Присядьте, Вольдемар, — невозмутимо парирует сэр Колдхэм. — Ваша горячность неуместна. У меня к вам серьезный и долгий разговор. Элен ручается — вы порядочный человек, с вами можно иметь дело.

Сволочь… В моем доме он предлагает сесть, будто это я у него в гостях! С барской мордой изволит признать: я порядочный человек, а не шваль подзаборная. Ну спасибо! Посмотрим, кто из нас присядет и куда.

— Ладно. Потрачу одну минуту, — я действительно опускаюсь на стул, Элен тут же придвигает чашку, чай оставляю нетронутым. — Если вы не понимаете, что произошло ночью, объясню. Гитлер относился к войне с Британией как к недоразумению. Даже французов не добил! Вчера Министерство авиации громогласно заявило: та пара бомб, что упала на лондонские доки, сброшена из-за небрежности штурмана. Особого ущерба, слава Богу, нет. Но самолеты Роял Эйр Форс атаковали жилые кварталы Берлина намеренно!

Только сейчас обращаю внимание, как темно за окном. Уличные фонари не зажглись. Это — надолго. Пока сохраняется опасность бомбежек, нужна светомаскировка. Пора, кстати, задернуть шторы.

— Я не служу в Роял Эйр Форс, Вольдемар, — мягко возражает англичанин.

— Знаю. В МИ6, что ничуть не лучше.

Ладошка Элен плотно прикрывает ротик. Маркиз сбрасывает наконец маску добродушия.

— Вы знаете это давно.

— Конечно. С дилетантской эскапады в Швейцарии, когда из-за вашей жадности сорвался контракт с русским перебежчиком, перехваченным Абвером. Вы бы еще написали на «роллс-ройсе»: авто британского шпиона! Впрочем, наблюдение за вами велось и раньше.

Не верю глазам. Он горд! Нагло действовал в логове противника, ничего не боясь. Рыцарь Камелота с открытым забралом, герой весь из себя…

— Да, я здесь. Да, нелегально. И что же дальше?

— Уходите немедленно! Стоп… Я сам вас отвезу. Кругом патрули, очень опасно.

Элен испуганно переводит взгляд с меня на дядюшку и обратно.

— Вольдемар…

— Все будет хорошо. Жди! Не бери телефон, не подходи к окнам. Никому не открывай, даже если начнут ломать дверь. Я вернусь через пару часов. Прощайтесь.

Колдхэм порывисто обнимает племянницу, потом огорошивает предложением:

— Пусть она едет со мной.

Может, тебе еще роту СС в качестве почетного эскорта? И оркестр Гитлерюгенда? Наглец!

— Исключено. Я до конца не представляю, как вас одного вытащу… Нет, абсолютно исключено.

Элен глотает слезы.

— Напиши… Как мои родители пишут. Через Швейцарию. Когда приедешь в Лондон.

Я не даю расставанию затянуться. Мой «хорх» дважды тормозят патрули, словно в багажнике везу английский самолет прямо к Рейхсканцелярии. Только удостоверение СД выручает от проверки второго пассажира.

— Вольдемар! Я не понимаю. Куда вы меня привезли?

Паркую машину в рядок с другими лимузинами.

— Не догадались? Принц-Альбрехтштрассе, 8. Гестапо. Герр Колдхэм, вы арестованы по обвинению в шпионаже в пользу Великобритании.

Даже в слабом свете приборной панели заметно, как сереет его лицо.

— Боже… Это убьет Элен!

— Сейчас меня больше заботит, чтоб не убило вас. Следуйте за мной! — видя его нерешительность, добавляю: — Сэр Чарльз, не заставляйте меня применять силу. Игры закончились.

Маркиз плетется пришибленно, не в силах поверить в свалившееся несчастье. Держу пари, Элен расписала, какой я душка, и они собирались перетаскивать меня в свою веру. Попросту — вербовать. В уютной домашней обстановке гостиной, моя девушка непременно в халатике, чуть распахнутом, чтоб показалась изумительной формы коленка в шелковом чулке, отвлекая от реальности. Но, леди и джентльмены, не так же это делается!

Эсэсовец, страж высоких дверей, косится на англичанина. Небрежно махаю аусвайсом — человек со мной. Дальше проза жизни. Сэр Чарльз отрешенно и недвижимо переносит, когда умелые руки дежурного обшаривают его одежду, отбирают портмоне, липовый паспорт, брючный ремень.

Обещание вернуться через пару часов я дал опрометчиво. Одна подготовка к допросу отнимает более трех. Дольше всего искал гауптштурмфюрера Фишера, координирующего операцию с англичанами со стороны Гестапо. Без него — никак, только гестаповская контрразведка вправе арестовывать по политическим мотивам, да и внутренняя тюрьма в их ведении. Отношения между департаментами внутри РСХА сложные, запутанные, полные ревности и конкуренции, поэтому, если привлечь незнакомого дежурного офицера, мой пленник, скорее всего, слишком быстро узнает неприятные подробности о методах тайной полиции.

Когда Колдхэма вводят, бросается в глаза неуловимое сходство с графом, впервые возникшим передо мной в транзитке Казанской тюрьмы. Первоход! Ну только от тебя зависит — на киче чалиться или…

Он еще не видел камеры для интенсивных допросов. В выделенном мне на эту ночь кабинете нет ничего зловещего — обычный стол, сейф, пара телефонов. Неизбежный портрет вождя на стене, красно-белый флаг со свастикой. Незримо крутятся катушки диктофона, а я приступаю.

— Присаживайтесь. Отсюда вас я не выгоню, как из своего дома.

— Спасибо, Вольде… Спасибо, герр гауптштурмфюрер.

— Уже лучше. Не буду ходить вокруг да около, мы слишком долго знакомы.

— Но, оказывается, я знал вас… с другой стороны.

— Даже не