у мужчины в автобусе, на плакатах про детское питание. Все эти дети взирали на меня с молчаливым упрёком, словно знали про совершённый мною грех. Даже соседка отворачивалась от меня, разделив со мной позорную тайну. Один день сменялся другим, и шесть долгих месяцев слились в невнятную череду дней и ночей.

Работая без выходных, через какое-то время мы уже имели достаточно денег, чтобы сбавить обороты. За продуктами мы стали ходить не на рынок, а в супермаркет «Мелисса». Больше не приходилось торговаться о цене за растительное масло, а вместо фриттеров мы покупали хлеб. Ещё Энала побаловала себя, купила зеркало в полный рост. Любовно поглаживая раму, покрытую золотой краской, она приговаривала: «Это ж чистое золото, иве» – и со счастливым смехом вглядывалась в своё отражение. Мы купили круглые колонки и подсоединили их к новому радио марки «Самсан» (старый ливанец, продавший его, уверил нас в его высочайшем качестве). Мы обратились к портнихе, и она пошила нам новые занавески из ткани цвета фуксии с ярким фиолетовым орнаментом. Возле окна в гостиной мы повесили картинку африканской Мадонны с младенцем.

Элишу я повстречала через полгода после аборта.

Мы с Эналой так осмелели, что перестали бояться полицейских сирен. Если к нам подкатывала белая патрульная машина, мы просто пытались угадать, кто пожаловал к нам на этот раз. Будет ли это немного стеснительный констебль Фири, старающийся обставить ситуацию поприличнее – рассказом или скромным поцелуем в щёчку. Или нам достанется инспектор Калинда – толстый и вечно потеющий коротышка. Был ещё констебль Мусонда, большой болтун, а также инспектор Исвамо, у которого не вставал, и мне полночи приходилось возбуждать его, так что немели пальцы. Был ещё типчик, изображающий возмущение, когда по дороге в участок я предлагала расплатиться своим телом. Он считал себя большой шишкой и ездил с персональным водителем. Сидя на заднем сиденье и накручивая на палец локон парика, я говорила: Бвана, тийени тинвелане…[106] Развернувшись ко мне, он изображал на лице гневное изумление.

– Вы о чём это, девушка? – А сам так гнусненько улыбался. – Атантауза чани уйу мусикана?[107] – спрашивал он своего водителя, и тот начинал ржать.

– Я вас очень прошу, просто умоляю. Тийени тинвелане.

– Ого, так ты ещё и в английском шаришь? – хохотал инспектор, хлопнув себя по животу. – Ну что, договоримся, пожалуй. А ты как считаешь? – спрашивал он, подмигивая водителю.

– Ага, – соглашался тот, на секунду отрывая глаза от дороги и пялясь через зеркало на мою полуоткрытую грудь. В салоне играла музыка, и мы, можно считать, не разговаривали, а перекрикивались.

В итоге мы всегда приходили к соглашению, и нас не сажали в обезьянник. Мы расплачивались на парковках, за домами, за заборами. Я сосала их пенисы, позволяла войти в себя с резинкой или без, не важно. Главное, чтобы нас не арестовали. Всё было предсказуемо – несколько минут в машине, или час в задрипанной гостинице, или, для разнообразия, на столе прямо в кабинете. После этого мы были свободны и отправлялись домой.

Июнь – самый тяжёлый месяц, если ты работаешь на улице. В июне я всегда вспоминала про свою беспризорную жизнь. Раньше мы могли спрятаться под мостом или в туннеле, разжечь костёр, придвинувшись друг к другу поближе. Но с проститутками не наобнимаешься, это даже как-то странно. Проститутка дефилирует туда-сюда, не только чтобы продемонстрировать свои ножки, но и чтобы не замёрзнуть. В такие ночи хотелось понюхать клей, но он приводил меня в нерабочее состояние. Поэтому мы баловались пивом, пускали бутылку по кругу, хмелея и согреваясь в своих сатиновых юбчонках и топах с длинной бахромой.

Поскольку теперь мы работали довольно далеко от дома, приходилось пользоваться транспортом. Сначала мы доезжали на автобусе до университетской больницы, а уж оттуда шли пешком до Аддис-Абеба-драйв. Чтобы не привлекать внимания, мы обвязывались читенге, а на ноги надевали тенниски, но все вокруг всё равно знали, кто мы такие.

Ночь стояла холодная: Эналу уже подобрал клиент, а я осталась с незнакомой девчонкой. Ходить туда-сюда надоело, и мы стояли, притопывая и потирая руки. Меня так и подмывало отправиться домой, но в последнее время мы сделали много покупок, так что взваливать всё на Эналу было бы несправедливо. Мимо проехала белая «Тойота-Королла» с чёрными тонированными стёклами, потом вернулась обратно и остановилась в сторонке. Мы с девушкой побежали к машине. Водитель опустил окно, и я нагнулась, демонстрируя грудь, чтобы клиент выбрал меня. Холодно же.

– Привет. Я Мэри, – сказала я на чистейшем английском и расплылась в улыбке.

– Здравствуйте, мадам, – улыбнулся мужчина. – А я вас знаю. Садитесь, пожалуйста.

Радуясь своему счастью, я забралась на заднее сиденье, мысленно отметив необычную вежливость клиента. Машина тронулась с места и взяла курс на Индепенденс-авеню. Именно от таких вежливых и жди больше всего сюрпризов, – подумала я. Именно такие и заявляют что-то вроде «а давай обойдёмся без резинки». Как будто не знают, какие очереди из инфицированных выстраиваются в поликлиниках, чтобы получить бесплатное лекарство. Они говорят: «Давай я войду в другую дырочку», и делают это, даже не дождавшись утвердительного ответа. Поэтому с вежливыми клиентами нужно держать ушки на макушке. Я пытаюсь оценить обстановку, ища пути для отхода на тот случай, если этот человек начнёт себя вести совсем странно. Безопаснее всего будет, если рядом окажется бензозаправка.

И тут мой клиент свернул на объездной путь в сторону Каирской дороги.

– Куда это мы? – насторожилась я.

– Просто покатаемся немного. – Он испытующе глядит на меня через зеркало заднего вида, и я напрягаюсь ещё больше, потому что, как правило, клиенты не смотрят тебе в лицо.

– М-м-м… – неуверенно промямлила я, надеясь, что он как-то объяснит, что значит «покатаемся». Но мужчина молчит, с улыбкой глядит на дорогу. Он повёз меня совсем в другой конец города через Чёрч-роуд – тихую улочку с ворохами листвы и мусора на обочине.

– Итак, Мэри, как тебя зовут на самом деле?

– Ха? – Я изображаю полное непонимание.

Он улыбается белоснежной улыбкой. У него неправильный прикус, верхний ряд зубов заходит за нижний, как у кролика из мультика. Впереди – заправка «Лонгакрес», мы с Эналой иногда работаем неподалёку. Припарковавшись, мужчина включает свет в салоне. Вокруг ни души, если не считать одной-единственной машины возле дальней колонки и обслуживающего персонала.

Свет в салоне падает на мои оголившиеся ляжки, и я ёрзаю на сиденье, пытаясь одёрнуть юбку. Мимо проходит рабочий заправки и бросает любопытный взгляд на тонированные стёкла.

– Откуда это у тебя? – спрашивает незнакомец, кивая в сторону моих