Франсин взял маленький кожаный кляп, лежавший на столе. Он был старым и сильно изношенным, отчетливо виднелись следы его зубов. Он хотел бы, чтобы кляп ему не понадобился, но... он не хотел, чтобы кто-нибудь услышал его крики.

Боль — удовольствие, напомнил он себе. Франсин стянул с себя оставшуюся одежду и снова сел на пол, медленно дыша, готовясь. Он вставил кляп в рот и закусил его.

Глубоко вздохнув, он начал изменяться.

Это началось как рябь внутри, ощущение, похожее на волну, набегающую на берег. Приятное ощущение. Обманчивое.

Затем волна превратилась в поток, раскаленный добела, пронзающий его от кончиков пальцев ног до макушки черепа. Он прикусил кляп, дыхание стало тяжелым и учащенным, когда его настоящая форма рванулась, чтобы освободиться от оков мейгорца. Его кости удлинились, мышцы затвердели. Его волосы изменили цвет, укоротились. Огонь горел на его лице, когда борода отпала. Он стонал, отчаянно желая, чтобы это закончилось, но остановиться было невозможно, не сейчас.

Были только боль и огонь.

А потом все прекратилось. Ему потребовалась секунда или две, чтобы ощутить спокойствие, а затем Франсин свернулся калачиком на полу и зарыдал. Болело все. Даже зубы, даже кончики пальцев. Изменение заняло всего несколько минут. Он знал это, но, во имя Кейджа, оно проверяло каждую частичку его существа.

Обычно он ждал, пока его тело успокоится и примет изменения, прежде чем пытаться двигаться, но сегодня он был лишен такой роскоши. Лорд Бакас ждал.

Он выплюнул кляп изо рта и поднялся на ноги, используя стол в качестве опоры. Он взглянул в зеркало, увидел почти забытое лицо, смотрящее на него, и улыбнулся. Прошло слишком много времени с тех пор, как он в последний раз был самим собой.

Франсин пробежал рукой по подбородку и губам, неуверенный, был ли он самим собой или кем-то другим, кем он когда-то был, не надел ли он лицо кого-либо другого. Их было так много с тех пор, как Рааку благословил его своим даром. Эгрил, джианин, чонгорец, дорнванец, мейгорец — он перебывал ими всеми. Некоторыми на день, другими — на год. Он убил короля Чонгора, нося тело любимой куртизанки этого человека. Он был Шулка, когда контрабандой провез Тонин в Джию. Фермером, который сеял страх и сжигал посевы. Рабом, чтобы подслушать планы дорнванских военачальников. Только в Мейгоре он сменил дюжину мужчин и женщин, прежде чем смог подобраться достаточно близко к Косе.

Неудивительно, что его собственное лицо выглядело странно. «Это я», — сказал он себе, но уверенности от этого больше не стало.

Неважно. Ему нужно было сосредоточиться. Лорд Бакас ждал.

Он надел свою униформу, наслаждаясь ощущением грубого материала на кровоточащей коже. Застегнув последнюю пуговицу, он провел пальцами по серебряным черепам на воротнике. По крайней мере, на несколько часов он мог быть самим собой. Он поднял маску Избранного и надел ее на лицо. Как же ему этого не хватало.

Он оставил свою дубинку вместе с ножом. В Кейджестане оружие ему не понадобится.

Он прошел по дому. Несмотря на ранний час, все были на ногах и на своих постах, их молитвы закончились. У него была небольшая команда, меньше дюжины мужчин и женщин, но все были истинно верующими, готовыми отдать свои жизни за Императора и за их Бога.

В отличие от его комнаты, главный дом остался нетронутым. На полах лежали тяжелые ковры с замысловатыми узорами и золотой вышивкой, вдоль коридора стояли столы с единственной целью — выставлять горшки и урны, а каждую стену украшали картины. Многие изображали эпизоды историй о Ложных Богах. Франсин находил само их присутствие оскорбительным, но они принадлежали тиану до того, как Франсин занял его место, и нужно было соблюдать надлежащий внешний вид на случай, если кто-то неожиданно придет. Однако однажды он увидит, как они все горят.

Несмотря на это притворство, многое было сделано за четыре месяца с момента прибытия его команды. Язычники были так заняты, вглядываясь в горизонт и беспокоясь о том, что может произойти, что не осознавали, что их враг находится прямо у них под носом, наращивает влияние, подрывает страну изнутри. Его команда даже основала тайные храмы Кейджа по всей стране, возглавляемые обращенными в истинную веру. Они были спрятаны в подвалах и изолированных домах, но это ненадолго.

И теперь у него в плену девочка-джианка и ее телохранительница.

Франсин улыбнулся. Хвала Кейджу.

Два стража охраняли дверь в подвал. Когда Франсин приблизился, один из них начал медленный процесс отпирания тяжелой металлической двери. Даже здесь, в абсолютной секретности, нельзя было подвергнуть Тонин малейшему риску. Они связывали Империю. Когда придет время, в распоряжении Франсина будет армия, и неверующие ничего не смогут с этим поделать. Вся их морская оборона, все их сторожевые башни будут бесполезны.

Дверь открылась, и Франсин услышал, как работает магия Тонин. Воздух завизжал, когда существо открыло врата из Лейсо в Кейджестан. Он поспешил вниз по лестнице, стремясь поскорее оказаться дома, чтобы сообщить свои новости, прежде чем сморщил нос от зловония, исходившего от магии Тонин. Оно наполняло комнату существа, и у Франсина скрутило живот. Ему следовало быть выше заботы о таких вещах, но это была слабость, с которой он ничего не мог поделать. Кейдж знает, он пытался, но Тонин вызывал у него отвращение.

И вот оно стоит перед ним, бледное и изможденное. Тонин никогда не видел дневного света, а цепь гарантировала, что оно не сможет даже помыслить о том, чтобы когда-нибудь выйти через свои собственные врата.

Франсин прищурился от яркого света, вызванного горящим воздухом, когда искры полетели из углов проема, открывая другой подвал за сотни миль отсюда. Он прошел внутрь, и врата закрылись за ним. Остался только звон в ушах и запах паленого воздуха. Франсин почувствовал, как тяжесть свалилась с его плеч. Он был дома. Вернулся в Эгрил. Вернулся в Кейджестан. Вернулся в монастырь Избранных. Он действительно мог чувствовать присутствие Рааку.

Слуга повел его к остальным. Они молча прошли по монастырю, простому зданию из холодного гранита. Единственными украшениями были красные флаги Эгрила и статуи Кейджа или Рааку, вид которых наполнил сердце Франсина гордостью. Они прошли мимо других Избранных, но никаких приветствий не последовало. У каждого была своя работа, и не было времени на легкомысленные разговоры. Болтовня не служила воле Кейджа.

Покои лорда Бакаса находились на третьем подземном уровне, знак того, что он пользовался благосклонностью Императора и Кейджа. Охранник открыл дверь, когда Франсин