— Почему я не могу умереть?

— Джакс. Ты не хочешь этого делать, — сказал Хасан, забирая своего друга из рук Дрена. — Не сейчас. Не после всего, через что прошли мы — через что прошел ты. Не сейчас, когда мы побеждаем.

— Мы никогда не победим, — всхлипнул Джакс. — Монсута не позволит нам. Он даже не позволяет мне умереть.

Хасан взглянул на Дрена:

— Монсута мертв, Джакс. Ты его убил.

— Ты отрубил его чертову голову, — сказал Дрен.

— Нет! — закричал Джакс. — Он жив. Я его слышу. Он разговаривает со мной. Смеется надо мной. — Он оттолкнулся от Хасана. — Это все трюк. Он играет со мной в свои игры.

Хасан поднял обе руки:

— Переведи дух, Джакс. Его здесь нет. Он мертв, обещаю тебе. Ты в безопасности. Тебе просто нужен отдых.

— В безопасности? — Джакс огляделся, увидел Черепа, лежащие мертвыми на земле, затем вернулся к Дрену и Хасану. — Только мертвые в безопасности.

— Пойдем, отведем тебя домой, — сказал Хасан. — Давай немного отдохнем.

Джакс позволил другу обнять себя за плечи.

Хасан посмотрел на Дрена:

— Ты молодец, малыш.

— Ага. Спасибо. — Дрен закашлялся. Хоть какая, но победа.

— Тебе тоже надо отдохнуть, — сказал Хасан. — Ты выглядишь усталым.

— Как все мы, а?

— В этом ты прав. Увидимся в следующем бою.

Хасан увел Джакса, оставив Дрена одного. Он снова закашлялся и сплюнул какую-то гадость на землю. Он подумал о том, чтобы пойти за Эндж и остальными, но отказался от этой идеи. Ему нужно было немного воды, чтобы смыть привкус дыма из горла. Затем немного поспать. Возможно, пока они победили, но у него было предчувствие, что впереди будет еще много сражений, и он не мог позволить себе заболеть.

18

Франсин

Лейсо

Франсин смотрел на Тиана Косу, на его лицо без маски, шелковую одежду, намасленные волосы и остроконечную бородку и не испытал ничего, кроме отвращения. Как можно быть таким эгоистичным? Мейгорцы тратили так много времени на то, чтобы прихорашиваться, заботясь о том, как они выглядят, отчаянно желая, чтобы мир увидел их собственную славу. Франсин почти их жалел. Коса никогда не узнает, что настоящую славу можно найти только у единственного истинного Бога, Кейджа.

Франсин знал. Он был одним из Избранных Императора, возлюбленным Кейджа. Он отдал свою жизнь служению своему Богу и своему Императору. Он знал только самопожертвование. Он знал только служение. Он ничего не делал для собственного удовольствия, не заботился о себе. Был только долг. Только вера. Только страдание за правое дело.

— Как ты можешь жить в мире с самим собой? — спросил он тиана. Этот вопрос он задавал сотни раз, тысячу. И, как и каждый раз до этого, Коса уставился на него в ответ и ничего не ответил. Что он мог сказать? Франсин не верил, что, когда придет время, кто-нибудь из мейгорцев сможет спастись. Пусть лучше они отправятся в Великую Тьму и будут служить Кейджу там. Это будет милосердием.

Франсин глубоко вздохнул. В окно проникал свет. Ночь почти закончилась, темнота вскоре рассеется. Пришло время помолиться.

Он опустился на колени перед маленькой статуэткой Кейджа, установленной в углу спальни, наблюдая, как тиан делает то же самое. Он снял свою мантию и взял маленький хлыст с девятью нитями завязанного шнура. Тиан повторял каждое его движение.

— Кровь, которую я дам тебе, о Великий.

Удар. Хлыст делал свое дело, впиваясь в кожу, пуская кровь. Боль была желанной.

— Души, которые я пошлю тебе.

Удар.

— Мое тело — твое оружие.

Удар.

— Моя жизнь — твой дар.

Удар. Он стиснул зубы, терпя боль. В этом и заключалась суть веры, в конце концов.

Франсин знал, что должен остановиться. Он отдал достаточно. Он чувствовал, как кровь стекает по его спине, смотрел, как она капает с тела тиана на пол. Но этого было недостаточно. Совсем недостаточно.

Удар. Плетка ударила сильнее, рассекла глубже. Обнять боль. Боль — удовольствие. Она проверяла его веру, показывала его решимость.

Удар. Он посмотрел вниз и увидел брызги крови на каменном полу. Такие красные. Частый стук капель о землю был изысканнее любой симфонии.

Солнечный свет пополз по стене его спальни. Пора остановиться. Пора работать.

Удар.

По ночам он мог чувствовать Кейджа повсюду. Но днем, в этой языческой стране? Кейдж оставался только в его сердце. Когда Ложные Боги будут мертвы, а верующие в них принесены в жертву, Кейдж распространит Великую Тьму по всему миру, и солнце больше не взойдет.

Удар.

Еще один день среди язычников. Еще один день притворяться одним из них.

Франсин уставился на лицо Тиана Косы в зеркале. Его лицо сейчас. Почему Франсин должен был притворяться кем-то таким слабым, таким тщеславным? Ему потребовалось все его самообладание, чтобы не разбить зеркало, не уничтожить это проклятое отражение.

Он стоял и смотрел вниз на тело, которое он принял, на темную кожу, мягкие руки. Они бы и дня не прожили в Эгриле без роскоши, без жаркой погоды, вдали от своих Ложных Богов. И все же он смог выжить среди них, со всеми их соблазнами и поблажками, но Кейдж знал, что это тяжело. Каждый раз, когда ему приходилось разделять трапезу или стоять рядом с королем, слушая бесконечные споры мейгорцев, ему хотелось кричать. Прошло всего четыре месяца с тех пор, как он отправил настоящего Косу в Великую Тьму и заменил его, но казалось, что прошла целая жизнь.

Раздался тихий стук в его дверь.

— Да, — прорычал Франсин.

— Избранный. — Это была его помощница Гейлин. — Врата открыты. Лорд Бакас желает вас видеть.

Франсин напрягся. Сегодня он намеревался отправить сообщение лорду Бакасу о прибытии девочки-джианки. Но, должно быть, что-то случилось — что-то серьезное, — раз Бакас его вызвал.

— Подожди меня внизу. Мне нужно измениться.

— Да, Избранный.

Франсин слушал как она уходит, затем снова обратил внимание на свое отражение в зеркале и улыбнулся. Это было благословение Кейджа. Награда за пролитую им кровь, за принесенную жертву. Даже часовая поездка обратно в Кейджестан, в его собственном теле, с его собственным лицом, в настоящей маске веры, была единственной наградой, о которой он мог просить. Пусть на короткое время, но