Шрифт:
Закладка:
Когда в присутствии папы собралась конгрегация, в которой участвовало много кардиналов и достославных господ его племянников, для назначения чиновников, я услыхал, что Оттавио Ферро назначен fiscale и прибывает в Рим. Я принял это спокойно и продолжал исполнять свои обязанности, не задумываясь о большем и не рассчитывая на него. И вот однажды в приемной у папы случилось так, что его светлость, вельможный герцог Палиано [племянник папы] подозвал меня к себе. Я поначалу не придал этому значения – а было это все по милости и великодушию Его Святейшества. Он взял меня за руку и сказал: «Приободритесь!» И когда я спросил его, что случилось, герцог ответил мне: «Не хочу говорить вам. Довольно! Приободритесь!» В другой раз в том же месте его светлость подозвал меня вновь и, взяв за руку, долго говорил со мной, а на прощание сказал [на библейской латыни]: «Маловерный, зачем вы усомнились! (Ср.: Мф 14:31. – Прим. пер.) Вы фискальный прокурор, назначенный Его Святейшеством. Пусть о вашем назначении составят рескрипт motu proprio (то есть „по собственной инициативе“ папы. – Прим. пер.), а я для вас отнесу его на подпись»421.
Будучи лишь прокурорами, а не государственными министрами, римские fiscali, однако, глубоко погрязли в высокой политике. Ведь, помимо разнообразных банальных мошенничеств и убийств, они расследовали дела, которые множились, когда великие мира сего нарушали законы или же когда законы перетолковывались таким образом, чтобы сломить их. Сложно найти лучший пример этому смешению судейства и политики, чем дело, которое вел сам Паллантьери против сильнейших среди сильных – императора Карла V и его сына Филиппа, нового испанского короля. Служа интересам папы и династическим амбициям его племянников, в конце июля 1556 года fiscale представил в консистории судебное дело против обоих монархов422. Последовал своего рода судебный процесс; дело стало одним из законных поводов к войне. Когда в итоге в сентябре она разразилась, папским войскам пришлось туго, затем ситуация продолжила стремительно ухудшаться. Карло Карафа, племянник папы, кардинал и фактически первый министр Папской области, бросился во Францию просить материальной помощи и солдат. Вести войну в свое отсутствие он оставил совет, в составе которого был его личный секретарь, Сильвестро Альдобрандини, флорентийский ученый в изгнании, непримиримый республиканец, ненавидевший Испанию за установление автократического правления Медичи. Альдобрандини, ожесточенный и верный своему кардиналу, был убежденным ястребом. Против него в совете выступала коалиционная партия мира, не верившая в результативность войны. Она сплотилась вокруг брата кардинала, герцога Палиано. В марте 1557 года, пока кардинал хлопотал во Франции, партия мира сломила Альдобрандини, и он был изгнан с должности. Во главе этой клики стоял Алессандро Паллантьери.
Кардинал Карафа был вне себя. На процессе против него, через три года, другие кардиналы будут вспоминать об этом: «Говорили, что кардинал Карафа грозил повесить мессера Алессандро Паллантьери, ибо по его вине был изгнан мессер Сильвестро»423. Пусть кардинал и не выполнил свою угрозу буквально, тем не менее он отстранил Паллантьери от должности и бросил его в тюрьму. Карафе понадобилось целых полгода, чтобы продумать этот ход. Несмотря на могущество своего врага, Паллантьери как будто не предвидел угрозы. Он впоследствии упоминал в показаниях, что еще за четыре или пять дней до ареста, на еженедельном заседании инквизиции, сам папа обратился к нему и сказал: «[Вы на то и фискальный судья], чтобы поддерживать нас здесь»424. Сладкие речи и сохранение за ним его должности усыпили всякие подозрения, и Паллантьери был застигнут врасплох чередой ударов. 6 октября, через три часа после захода солнца, он прочел в письме сына, пришедшем из Болоньи, что Себастьян Атрачино, главный судья города, был вызван Карафой в Рим, чтобы принять должность fiscale. Тревожные новости! При всей сдержанности Паллантьери в его рассказе о последующих событиях ясно ощущается ужас и смятение:
Я сел в свой экипаж и поехал во дворец, чтобы встретиться с кардиналом Карафой и герцогом. Оказалось, что их там нет, что они на ужине у камергера. Так я и вернулся домой, не поговорив ни с одним из них.
Ранним утром следующего дня я отправился во дворец. Сначала я обнаружил, что комната кардинала заперта. Тогда я отправился к герцогу и спросил его о новостях, которые узнал из письма.
Его светлость ответил мне, что ему об этом ничего неизвестно.
Тогда я отправился к комнате достославного кардинала, где в приемной повстречал [судебного чиновника] Джулио Спирити.
Там было открыто, и мы вошли вместе, и, увидев кардинала и, если я верно помню, синьора Бартоломео [Камерарио] из Беневента, [главу папской Зерновой службы, комиссара армии и союзника Паллантьери], синьора Чезаре Бранкаччо [недавнего губернатора Рима, бывшего начальника Паллантьери и по-прежнему протеже Карафы], синьора дона Антонио Маркезе, а также господина фискального прокурора, здесь наличествующего [Атрачино], я поздоровался с присутствовавшими.
И тогда вошел господин герцог, а вслед за ним и монсеньор губернатор Рима, с которым кардинал поговорил у окна, после чего отошел от окна, выйдя в центр зала, и сказал: «Паллантьери, идите с губернатором и делайте что он вам скажет».
Я сказал губернатору: «К вашим услугам, губернатор!» И я пошел за ним, а по пути он рассказал мне, что кардинал поручил ему зайти ко мне домой и взять мои бумаги. «Давайте позавтракаем там, дома».
Они взяли все мои бумаги без исключения, и господин губернатор сказал мне, что я должен отправиться в тюрьму.
Я ответил: «К вашим услугам». И вот мы сели в мой экипаж, и они отвезли меня в Тор-ди-Нона [тюрьму]425.
Как и кардинал Карафа, Алессандро Паллантьери был мстителен. Этот день он никогда не забудет и никогда не простит.
До этого сокрушительного падения чиновничья карьера Алессандро Паллантьери была блистательна. Не принадлежа к числу знати, он
