пробирает мускулистое крепкое тело. Взглянув прижмуренными глазами на восход, где в полнеба виднелась розовая, но уже с золотистым ореолом заря, Илья направился к прикрепленному к забору железному рукомойнику.

С удовольствием плеская на себя прохладную воду, он краем глаза заметил, что из-за цветастой занавески за ним подглядывает Нора. Вспомнив вчерашнее, Илья невольно поморщился, как о давно решенном подумал: «Нет, надо переезжать. Сегодня же и займусь этим. Иначе в другой раз я не устою перед соблазном. Тогда позора не оберешься, Семенов со свету сживет. Скажет: “Что ж ты, Илюха, такой-сякой, меня подвел… Да не-ет, ты не меня подвел, ты всех нас подвел, Советскую власть подвел, весь уголовный розыск Страны Советов подвел. Подлючный ты человек, Илюха Журавлев. Знай, что после этого никакой ты больше мне не друг”».

Илья снял с ржавого гвоздя свежее полотенце, которое предусмотрительно приготовила специально для него Нора (видно, все еще надеясь на ответный шаг), и принялся яростно растирать свое тело, пока оно не порозовело. Между тем он усиленно размышлял о том, как ему следует поступить: улизнуть со двора незаметно или взять с собой Шкета, потому что собирался сегодня кровь из носу, а встретиться с Семеновым, чтобы наладить с ним связь, так неудачно оборванную пару месяцев назад. Мальчишка нужен был в качестве прикрытия, мол, Илья отсутствовал не один, а под присмотром юного бандита, что не должно было ни у кого вызвать подозрения, исключить по поводу него всякие ненужные кривотолки.

Решение пришло само собой: в эту минуту во двор вышел заспанный Шкет в одних семейных облезлых синих трусах, держа в руках алюминиевую миску с пшенной кашей, жирно приправленной американской тушенкой, изготовленной из свинины. Он сел на пороге и принялся уминать еду, с довольным видом поглядывая на Илью.

– Братуха, – невнятно пробормотал Шкет, все же не выдержав неизвестности, видя сборы Ильи, – а куда это ты собираешься?

– Квартиру хочу себе новую подыскать, – ответил Илья, надевая гимнастерку.

– А чем эта тебе не по душе?

– Храплю громко, – отшутился Илья. – Пойдешь со мной?

– Не вопрос. А на квартиру меня потом пустишь? – заинтересовался Шкет. – Ну, если найдешь?

– Там видно будет, – засмеялся Илья, а про себя подумал, что оно, может, и к лучшему: не так будет бросаться людям в глаза его одинокая жизнь. – Надо еще найти. Ну, так что?

Шкет усиленно зашуровал темной алюминиевой ложкой в миске и стал торопливо жевать, катая по-над скулами мелкие желваки, широко улыбаясь плутоватой физиономией, то и дело бросая полные благодарности взгляды на старшего товарища. Потом он с пустой миской скрылся в доме и уже через минуту вышел, нарядно одетый в бледно-зеленого цвета рубашку и широченные серые брюки, должно быть, перешитые Норой из мужских штанов, а на ногах, густо усеянных цыпками, без носков, были надеты более-менее исправные ботинки. Да и причесан он был тщательно: прилизанный вихор лежал, словно намоченный водой, даже его кепка с порванным козырьком отсутствовала.

На удивленный вопросительный взгляд Ильи Шкет с достоинством ответил:

– Мы же в город идем отдыхать, а значит, надо соответствовать. Мы же с тобой приличные люди, а не какая-то там… шантрапа.

Очевидно, так его научила говорить Нора, чтобы выглядеть в глазах Ильи благородной девушкой, а там кто знает…

Илья по-отечески приобнял юного приятеля за плечи; они вышли со двора и, не торопясь, направились по узкой улочке в сторону видневшихся вдалеке городских построек, кое-где уже восстановленных после войны руками советских людей. Занятые дружеской беседой, они не обратили внимания, что в это время с другого конца улицы к дому Норы праздной походкой, беспечно играя в правой руке янтарными четками, сворованными у какого-нибудь лопоухого церковного служителя, подходил Лиходей, чтобы передать любовнице Ливера его слова о своей встрече с ней.

Увидев вышедших со двора Илью и Шкета, Лиходей мгновенно спрятался в куст пыльной акации, замерев в самой живописной позе с приподнятой ногой. Украдкой выглядывая в просвет между бледно-зелеными листьями, он дождался, когда они отойдут подальше, затем вышел и осторожно пошел следом, стараясь держаться от них на почтительном расстоянии, чтобы случайно его не заметили.

– Пешком пойдем? – увидев подходивший трамвай, деловито спросил Шкет, задирая голову и заглядывая в глаза старшему товарищу. – Или на трамвае?

Илья взглянул на свои трофейные часы с ночной подсветкой: надо было успеть добраться до Управления НКВД по Ярославской области пораньше, чтобы застать Семенова в момент его прибытия туда.

– Прокатимся, – в тон ему отозвался Илья, ничем не выдавая своего нетерпеливого желания увидеть Леонтия. – Когда еще можно побездельничать…

Они на ходу вскочили в полупустой трамвай, сели у окна, с любопытством взирая сквозь пыльное стекло на отстраивающийся город.

Лиходей с тревогой наблюдал за их действиями и едва не взвыл от досады, когда его подопечные решили ехать на трамвае. Он заметался, не зная, как поступить, потом сообразил, что можно доехать на сцепке, быстро догнал последний вагон и, пристроившись снаружи на корточках, вцепился пальцами в выступы, рискуя свалиться на шпалы или на рельсы и насмерть убиться. А еще он переживал, что его обнаружит какой-нибудь бдительный милиционер и поднимет такой хай, что Илюха сразу поймет, для чего он здесь появился. Моля воровского бога о том, чтобы доехать без приключений, Лиходей прижался щекой к пыльному металлу и замер в неестественной позе.

– Твою мать, – выругался он зло и неловко сплюнул, но оттого, что рот был перекошен, клейкая слюна далеко не улетела, как рассчитывал, а повисла на его тонких губах. – Прямо гуттаперчевый мальчик.

Вытереть не было возможности, и Лиходей весь долгий путь так и ехал с обслюнявленными губами, мысленно костеря Илью самыми последними словами.

Трамвай обогнал трехколесный мотоцикл «Урал», на раме которого был прикреплен металлический короб для перевозки мороженого. Верх короба был выкрашен белой краской, а низ – голубой и по всему фасаду крупными черными буквами было аккуратно написано «Мороженое», а чуть ниже, витиеватой вязью: «Ярмолпрод».

Развозчик с важным видом сидел за ветровым стеклом. На нем был мотоциклетный шлем и квадратные очки, похожие на те, которые раньше носили пилоты. Очки на широкой резинке закрывали добрую часть лица, и сходу определить его возраст Илья, как ни силился, но так и не смог. Собственно,