— Мой господин желает, чтобы я начал то, о чем мы говорили в Ширазе? — негромко спросил стоявший за спиной Азуд ад-Даулы Бахрам ибн Ардашир.

— Да, — кивнул «Длань державы», — теперь, когда воины сказали свое слово, настало время вести переговоры владыкам.

Элтай, джабгу Высокой Тьмы Йавды Йартым сидел в своем шатре, стоявшем на небольшой возвышенности, где печенеги разбили лагерь. Шатер освещался жировыми светильниками из конских и человеческих черепов, с подпиравших шатер шестов свисали скальпы с черными волосами — трофеи оставшиеся еще со времен битвы под Мосулом. Сегодняшний же бой не принес печенегам подобных даров — и это была самая меньшая из причин для недовольства джабгу. Срывая крепкими зубами полупрожаренное, сочащееся кровью мясо молодого барашка, Элтай запивал его кумысом, мрачно думая о том, чем может закончиться поход в эту далекую жаркую страну. Да еще и в союзе с собаками-уграми, этими проклятыми трусами, что бежали от сорочинов там под Мосулом. Другие вожди уже ворчат — хотя на время похода Элтая и выбрали главным над всеми сынами Бече, джабгу Куэрчи Чур и Кабукшин Йула только и ждут как оспорить его старшинство. Если бы Элтай не помнил остров Громового Змея и мрачную пещеру, в которую вождь русов вошел рука об руку с великим бхакши, а вышел один, то давно бы увел все Тьмы, — Высокие и Низкие, — обратно на север!

От мрачных мыслей Элтая отвлек негромкий шорох — подняв голову, джабгу увидел как у входа в шатер мнутся, переступая с ноги на ногу и не решаясь заговорить, двое воинов.

— Чего молчите, собаки и дети собак? — рявкнул Элтай, — говорите, зачем явились.

— Там человек....из города, — промямлил один из воинов, — хочет говорить.

— Отродья шелудивых шакалов и болотных жаб! — рявкнул темник, отбрасывая обглоданную кость, — или боги лишили вас не только мужества, но и последнего ума, раз вам понадобилось беспокоить своего джабгу, чтобы узнать, как поступить с чужаком?! Почему он до сих пор жив, почему его скальп еще не висит на шесте ваших шатров, почему его пустой череп не освещает их, почему его паршивое мясо, до сих пор не брошено шакалам?

— Потому что я не велел, — раздался от входа негромкий голос и при первых его звуках джабгу, только что скаливший зубы, словно дикий зверь, вдруг резко успокоился. Воины, стоявшие у входа, в едином порыве согнулись в три погибели и, ступая по их спинам, в шатер вошел немолодой мужчина в одеянии из косматых шкур. Голову его украшала пугающая шапка из верхней части черепа кавказского барса, вместе со шкурой, на груди виднелось ожерелье из волчьих клыков и змеиных черепов. Черные с проседью волосы выбивались из-под странного головного убора, а сквозь распахивавшееся при каждом шаге одеяние, проглядывало поджарое тело, сплошь покрытое изображениями хищных зверей и птиц, сражающихся между собой.

— Я велел пропустить чужеземного бхакши, — сказал он, — потому что он назвал слово — и Имя. Тайное имя одного из Богов, которых почитали наши предки в стране Канг и которого и по сей день Сыны Бече просят даровать им победу. Знающий это имя, ведомое лишь величайшим из бхакши, заслуживает того, чтобы его выслушали.

— Слово бхакши Ваицу закон для джабгу Йавды Йартым, — Элтай склонил бритую голову, на которой вытатуированный волк грыз клыкастого вепря, — пусть твой гость войдет.

Ваицу кивнул, отступая в сторону и давая дорогу высокому чернобородому мужчине, одетому в белую рубаху, трижды обвернутой веревкой. На его груди красовался золотой символ в виде крылатого солнечного диска.

— Бахрам сын Ардашира приветствует храброго вождя, — склонил голову гость, — мой повелитель, Фанна Хосров, царь царей и длань державы шлет тебе наилучшие пожелания и просьбу помочь нам начать переговоры с шахом ал-русов. Поверь, мой повелитель не из тех, кто забывает оказанных услуг.

— Переговоры, —