статский советник экономил силы, которых после первых схваток осталось не так уж много. На его счастье, у противниц не было ни копий, ни трезубцев, только дубинки и кинжалы-пугио, так что дотянуться до врага им было совсем непросто.

Уже через пару минут гладиатрисы заметно устали и не шли вперед с такой скоростью и силой, как в начале боя. Загорский, улучив момент, даже ударил пару раз рыжей по гарде ее кинжала – так, чтобы удар отдался бы в руке и травмировал ее. Это ему удалось: рыжая обожгла его яростным взглядом сквозь прорези в маске, попятилась и спряталась за спинами подруг. Те же с новой силой обрушились на Загорского. Сила, и правда, была новая, но уже далеко не та, что в начале.

Действительный статский советник, наконец, нашел способ, который позволял язвить противниц, но при этом не оскорблял его чувств рыцаря и джентльмена. Если дама со своим кинжалом подступала слишком близко, Нестор Васильевич отбивал удар и, в свою очередь, толкал противницу рукой или щитом. Такого рода толчок не наносил видимого урона, однако сбивал ее с ног, и она некоторое время барахталась на помосте, пока ее напарницы наскакивали на Загорского, словно эринии[16].

Прошло еще несколько минут и стало ясно, что барышни совершенно выдохлись. Они уже не пытались достать Загорского своими кинжалами и дубинками, только делали ложные выпады, стараясь держать его на расстоянии. На плечах их и на животах темнели синяки, оставленные Загорским. Впрочем, и самому Нестору Васильевичу бой не прошел даром – в несколько местах на руках и ногах его пламенели глубокие красные порезы, оставленные острыми лезвиями амазонок. К счастью, кровь у Нестора Васильевича всегда свертывалась хорошо, в противном случае помост был бы уже заляпан красными пятнами.

Так или иначе, Загорский решил, что пришла пора закончить затянувшийся спектакль. Сильным ударом меча он обезоружил одну из противниц, и тут же сделал ложный выпад, отпугивая остальных. Они отпрянули назад, а Загорский воспользовался случаем и подхватил с помоста кинжал шатенки. Поняв, что он завладел настоящим боевым оружием, противницы не на шутку испугались и попятились еще дальше. Оставалось просто оттеснить их к краю помоста и сбросить вниз – и тогда бой можно будет считать выигранным.

Однако внезапно три из четырех амазонок, словно по команде, ринулись на него. Загорский поднял оружие, готовясь встретить их атаку, но, не добежав пары шагов, противницы стали метать в него свои кинжалы и маленькие круглые щиты. Атакованный столь оригинальным образом, Загорский попятился и прикрыл голову пармой. Однако, отвлеченный внезапной атакой, он не заметил, как за спину его метнулась одна из двух брюнеток.

Опасность он почувствовал слишком поздно – за миг до того, как тяжелая дубинка гладиатрисы обрушилась прямо ему на голову…

Глава девятая

Эликсир вечной жизни

В себя Загорский пришел в просторном бордовом зале с высокими потолками, откуда хрустальными водопадами нисходили массивные люстры. Потолок полукруглой формы был изукрашен бело-голубой мозаикой, на стенах висели картины, в которых действительный статский советник узнал творения великих мастеров эпохи Возрождения, в том числе Микеланджело, Тициана и Дюрера.

Сам Загорский лежал на небольшом и чрезвычайно неудобном диване, покрытом красным шелковым покрывалом. Голова была охвачена тяжелой ноющей болью, как будто по затылку ударили чем-то тяжелым.

Нестор Васильевич попробовал пошевелиться, однако выяснилось, что ни руки, ни ноги ему не повинуются. Человек менее опытный наверняка бы перепугался и решил, что от сильного удара по голове его разбил паралич. Однако Загорский умел различать разные состояния своего тела и ясно почувствовал, что конечности его охвачены типичным онемением, которое возникает, когда их некоторое время держат связанными.

Загорский попытался вытянуться – это далось ему с трудом. Окна в зале были зашторены, понять, который сейчас час и что царит на улице – день или по-прежнему ночь – было невозможно. Так или иначе, мышцы его затекли довольно сильно. Что ж, сказал себе Нестор Васильевич, попробуем для начала хотя бы понять, где мы находимся.

Впрочем, эта загадка была не из самых сложных. Зал казался по-настоящему просторным, а во всем Монако было только два здания, которые могли себе позволить такой масштаб. Первым было казино, а вторым – княжеский дворец. В котором, судя по всему, он сейчас и находился.

– Можете считать наш дом даже Лувром, нам это будет только приятно, – в зал энергичной походкой вошел седой вислоусый плотный человек лет шестидесяти, смотревший на мир вокруг свысока и в то же время как будто с легким удивлением. – Приветствую вас, господин Загорский, очень рад, наконец, познакомиться лично.

– С кем имею честь? – суховато отвечал Нестор Васильевич, незаметно начиная разминать пальцы рук.

– Ах, да какая, в сущности, разница, – весело отвечал вислоусый. – Как справедливо заметил Шекспир, что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет. Вы наверняка читали Жюля Верна? Помните его героя капитана Не́мо? Капитан Немо с латыни переводится как капитан Никто. Если вам так хочется, зовите меня адмиралом Немо. У меня тоже есть своя подводная лодка и даже более того – целый невидимый флот, именно поэтому звание мое выше, чем у героя Жюля Верна.

– Я бы с удовольствием звал вас даже генералиссимусом Немо, однако мне кажется, ваше настоящее имя звучит гораздо интереснее, – проговорил Загорский. – Вы – председатель Общества морских купален княжества Монако мсье Камиль Блан.

– Ах, вот как вы полагаете? – вислоусый, кажется, немного огорчился. – Жаль, жаль, а мне так хотелось побыть адмиралом Немо. Но, видно, как говорят у вас в России, не судьба. Ладно, вы правы, я действительно Камиль Блан. И раз уж мы говорим откровенно – а мы ведь говорим откровенно, не так ли? – хотел бы узнать, что вы делаете здесь, в родном для меня княжестве?

Загорский молчал, наверное, целую минуту.

– Что бы я ни сказал, – начал он медленно, – вы все равно мне не поверите. У нас в России есть выражение «трудное детство». Так обычно говорят о детях, которые рано лишились родителей и крова, а потом оказались на улице со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так вот, про вас, мсье Блан, можно сказать, что у вас была трудная зрелость.

Председатель Общества морских купален озадаченно крякнул. Любопытно, очень любопытно. Что же, по мнению господина Загорского, означает эта самая трудная зрелость?

– Трудная зрелость означает, что вы по роду ваших занятий вынуждены иметь дело с весьма специфической публикой. Смысл жизни этой публики – деньги. Эта публика никому