Дочь торжественно дала обещание и сдержала слово. Сделать это оказалось тем проще, что в порыве любви Хью Луси признался в страстном чувстве и поведал о борьбе с отцом, о своей нынешней несостоятельности и надеждах на будущее укрепление. Рассказ то и дело прерывался столь откровенными и яростными угрозами в адрес отца, что Лоис поняла необходимость как можно скорее покинуть Барфорд, чтобы не вызывать ссоры между отцом и сыном. Возможно, в ее отсутствие обстановка в семье как-то успокоится: или богатый старый мельник сжалится над сыном, или – здесь сердце начинало ныть от одной лишь мысли – любовь Хью остынет, и милый товарищ детских игр ее забудет. Если же этого не случится, если хотя бы десятая часть его обещаний окажется правдой, то, возможно, Господь поможет ему исполнить намерение и при первой же возможности отправиться на поиски невесты. На все воля Божия, и это благо, подумала Лоис Барклай.

Размышления ее прервал капитан Холдернесс. Отдав помощнику все необходимые распоряжения, он подошел, похвалил девушку за терпение и сказал, что отведет ее к вдове Смит – в приличный дом, где сам он и другие моряки высокого ранга обычно останавливались во время пребывания на берегах Новой Англии. По его словам, вдова Смит располагала уютной гостиной для себя и дочерей, где Лоис могла провести время, пока он отправится по делам, из-за которых задержится в Бостоне на день-другой, а потом отвезет ее в Салем, к дяде. Порядок действий был определен еще на корабле, но, не зная, о чем еще говорить, по дороге капитан Холдернесс повторил его несколько раз. Таким способом он выразил сочувствие горю, то и дело наполнявшему серые глаза слезами. «Бедная, бедная девочка! – думал он. – Для нее это чужая земля, где живут чужие люди. Немудрено, что ей здесь будет одиноко! Надо ее подбодрить!» По дороге к дому вдовы Смит капитан так занимательно рассказывал о жизни в Новой Англии, что и манера разговора, и новые идеи утешили Лоис лучше самого нежного женского сочувствия.

– Странные люди живут здесь, в Новой Англии, – поведал капитан Холдернесс. – То и дело молятся. Не успеешь оглянуться, как уже снова стоят на коленях. Видимо, здесь у местных не слишком много работы, иначе они молились бы так же, как я, после каждой фразы молитвы повторяя: «Раз-два, взяли» – и не переставая натягивать канат. Их штурман пытался заставить нас благодарить Господа за удачное плавание и удачное избавление от пиратов, однако я ответил, что предпочитаю возносить молитвы на твердой земле, надежно поставив судно в гавань. Французские колонисты клянутся отомстить за экспедицию в Канаду, а местные с языческой яростью – по крайней мере, насколько позволено божьим людям – оплакивают потерю своей хартии[44]. Обо всем этом мне рассказал штурман, чтобы заставить нас молиться вместо того, чтобы выполнять положенную работу. Ругал страну, как только мог. Но вот мы и пришли! Улыбнись и постарайся выглядеть хорошей девочкой из Уорикшира!

Впрочем, при взгляде на вдову Смит никто не смог бы удержаться от улыбки. Это была миловидная приветливая женщина, одетая в строгом соответствии с модой в Англии лет двадцать назад, но лицо каким-то чудесным образом изменяло впечатление от наряда, и темно-коричневое платье казалось ярким и жизнерадостным, под стать натуре самой вдовы Смит.

Даже не успев понять, кто такая эта незнакомая девушка, она расцеловала Лоис в обе щеки – просто потому, что та выглядела одинокой и печальной, а после того, как капитан Холдернесс поручил спутницу заботам хозяйки, расцеловала еще раз, потом взяла Лоис за руку и повела в свой простой, но основательный деревянный дом, над дверью которого висел тяжелый сук – знак пристанища для путников и лошадей. Однако вдова Смит принимала далеко не всех путников. С некоторыми она держалась чрезвычайно холодно и не отвечала ни на какие вопросы, кроме одного: где можно найти другой приют. Совет не заставлял себя ждать, и нежелательный постоялец тут же отправлялся восвояси. В подобных случаях вдова Смит руководствовалась исключительно интуицией: один взгляд на лицо посетителя безошибочно решал, можно ли его допустить в дом, где живут дочери. Манера ее общения начисто отбивала желание ослушаться, тем более что рядом обитали всегда готовые прийти на помощь крепкие соседи, к которым она обращалась всякий раз, когда глухоты в первом случае или голоса и жестов во втором оказывалось недостаточно. Вдова Смит выбирала постояльцев исключительно по выражению лица; никакие очевидные свидетельства внешних обстоятельств значения не имели. Каждый, кто останавливался в ее доме хотя бы раз, непременно возвращался снова и снова, так как она умела принять гостя радушно и щедро. Дочери Пруденс[45] и Эстер унаследовали достоинства матушки, однако не во всем совершенстве. Прежде чем определить отношение к незнакомцу, они оценивали его внешность: замечали особенности костюма, ткань и фасон, поскольку и то, и другое, и третье много говорило о положении в обществе; держались более скованно; больше сомневались; не обладали решимостью и твердостью характера матушки. Их хлеб порой был не таким легким и пышным, сливки иногда скисали вместо того, чтобы превратиться в свежее масло, ветчина не всегда имела вкус ветчины доброй старой Англии, который неизменно отмечали у хозяйки. И все же обе девушки были добрыми, порядочными, послушными. Когда матушка, обняв за талию, ввела в гостиную Лоис, они встали и приветливо пожали незнакомке руку. На взгляд английской гостьи, комната была несколько странной. Сквозь слой глиняной штукатурки здесь и там виднелись бревна, из которых построен дом, хотя стены были завешаны шкурами удивительных животных, подаренными хозяйке знакомыми торговцами. Здесь же присутствовали дары моряков: яркие раковины, причудливые нитки туземных бус, удивительные яйца морских птиц и красивые вещицы из Старой Англии. В целом комната походила не столько на гостиную, сколько на Музей естественной истории. Здесь стоял особый, непривычный, хотя и не отталкивающий запах, до некоторой степени нейтрализованный дымом горящего в очаге толстого ствола сосны.

Как только хозяйка сообщила, что капитан Холдернесс ждет в общей комнате, девочки немедленно убрали прялку, сложили вязальные спицы и занялись приготовлением еды. Что это была за еда, сидевшая здесь же и невольно наблюдавшая за ней Лоис понимала с трудом. Первым делом девушки замесили тесто и оставили подниматься. Затем достали из углового буфета – подарка с родины – огромную толстую квадратную бутылку с ликером под названием «Золотая вода». Потом появилась ручная мельница для перемалывания зерен какао – редкое угощение в те времена – и, наконец,