Уже подойдя к дому Зои Пельц, Сбитнев спохватился, что не спросил квартиру, в которой случилось убийство. Впрочем, слух наверняка разошелся среди жильцов, так что на месте происшествия, скорее всего, уже собралась публика, желающая бесплатных и душераздирающих зрелищ.

Однако Иван Андреевич ошибся – и в самом доме, и возле него было на удивление тихо и спокойно. Правда, у знакомого подъезда стоял высокий худой постовой, который тут же и опознал Сбитнева по каким-то загадочным приметам, известным только милиционерам и их коллегам из ЧК.

Иван Андреевич кивнул постовому, тот приложил руку к форменной фуражке.

– Здравия желаю, товарищ! – сказал он. – Следуйте за мной, покажу вам место преступления.

Официальное «следуйте за мной» несколько покоробило Ивана Андреевича. Прозвучало это, как будто подозреваемым в преступлении был сам Сбитнев, чего, разумеется, быть не могло, и о чем милиционер вполне мог догадаться, потому что где же это видано, чтобы подозреваемого приглашали расследовать совершенное им преступление? Сбитнев попытался заглянуть под форменную фуражку постового, но она как-то так хитро была надета, что лица совершенно невозможно было разглядеть – оно утопало в тени козырька, необыкновенно, как показалось Ивану Андреевичу, длинного и широкого.

К удивлению Сбитнева, направились они вовсе даже не к подъезду. Милиционер обошел дом и завел его в подвал. Такого подвала Иван Андреевич давненько не видел. Это был не подвал даже, а какое-то подземелье в духе, может быть, Ивана Грозного или какого-то другого самодержца-эксплуататора. Падавший через открытую дверь слабый вечерний свет почти ничего не освещал, кроме неясных очертаний каких-то ящиков, и идти вглубь подвала совершенно не хотелось.

– Темно, как у черта в сумке, – пожаловался Сбитнев. – И света, конечно, тоже нет?

– Свет, товарищ, имеется, – отвечал милиционер и зажег фонарик.

Он повел им из стороны в сторону, и Сбитнев вздрогнул. Фонарь выхватил из тьмы лежащее лицом вниз тело, из спины которого торчал нож.

«Нервы, нервы», – подумал Иван Андреевич и, превозмогая неприятный холодок в груди, подошел к трупу и присел над ним. За долгую свою розыскную жизнь Сбитнев немало повидал трупов, и, как он полагал, привык к лицезрению смерти. Но этот покойник почему-то казался ему особенно отвратительным, хотя он и лица-то его толком не разглядел. Было во всей фигуре мертвеца, в том, как он лежал, и даже в торчащем из спины ноже что-то невероятно мерзкое и отталкивающее.

Впрочем, субъективные ощущения не имели тут силы, надо было заниматься делом. И Сбитнев занялся.

Ну-с, так… На бытовую драку непохоже, скорее всего, напали с целью ограбления.

«Судьба – индейка, жизнь – копейка», – привычно думал Иван Андреевич. Судя по обтрепанному пиджачку, убитый едва ли был богат. Ну, разве что брильянты где-нибудь прятал – и Сбитнев вспомнил неясные разговоры о драгоценностях, которые вели Загорский и Херувим. Но здесь, похоже, драгоценностями и не пахло. Сбитнев осторожно обследовал боковые карманы пиджака – ничего: ни денег, ни документов. Скорее всего, убийца забрал и то, и другое.

Надо было глянуть еще во внутреннем кармане, и Сбитнев осторожно перевернул тело на правый бок. Так вышло, что спиной своей он перегородил дорогу фонарю, и лицо убитого скрывалось в тени. Тем не менее лицо это – темное, скрытое – показалось Сбитневу совершенно мертвым.

Вы скажете, конечно, что это чушь собачья, потому что откуда же у покойника взяться живому лицу? Это Сбитнев хорошо понимал; как уже говорилось, такого добра он на своем веку повидал немало. Но именно это лицо, пребывавшее в тени, почему-то виделось ему каким-то особенно мертвым, даже, если можно так выразиться, мертвым в квадрате.

Опять донеслось ледяное дыхание ветра – только в этот раз шло оно не от двери, а прямо из подземелья. Сбитнев поежился неизвестно почему – то ли от холода, то ли от нахлынувшего вдруг ужаса.

– Товарищ, – крикнул он милиционеру, стоявшему шагах в десяти. – Подойди поближе и направь-ка фонарь на лицо, что ли, а то ничего не видно.

– Подсветить требуется? – вдруг раздался чей-то неприятный бас, и Сбитнев от неожиданности снова вздрогнул. Сначала ему почудилось, что слова эти сказал милиционер, но он тут же понял, что голос прозвучал совсем близко. Не успел он как следует похолодеть от ужаса, а в руке у трупа уже вспыхнула зажигалка и осветила трепещущим огнем безобразное лицо покойника.

Сбитнев содрогнулся: мертвец был не просто жив – он разговаривал и даже корчил глумливые рожи. Но самое поганое, что мертвая эта физиономия показалась Сбитневу знакомой.

От ужаса Иван Андреевич отпрянул так резко, что уселся прямо на холодный земляной пол.

– Товарищ, – доверительно сказал покойник, приподнимаясь из лежачего положения и оказываясь с Иваном Андреевичем на одном уровне, – не почешете спину? Что-то между лопаток застряло…

Тут справедливости ради надо заметить, что Сбитнев был опытный и много повидавший человек, так что в себя он пришел достаточно быстро. – Вот черт, – сказал он ошеломленно, – да ты живой, что ли?

– Да уж конечно, живой, – неожиданно раздался над его головой глумливый фальцет милиционера. – Будешь живым, когда в спину нож воткнули. Мертвей мертвого наш клиент, иначе и быть не может.

– Да где же мертвей, – возмутился Сбитнев. – Видишь, сидит, разговаривает. Живой, слава богу!

Но милиционер с ним почему-то не согласился. – Это все видимость, провокация, – заявил он авторитетно. – Не попадитесь, товарищ, на удочку мирового империализма с его кровавыми фокусами. Вот у меня тесть рассказывал, был недавно случай. Помер, стало быть, от белой горячки его сосед. Родственников никаких, поэтому заместо христианских похорон решили ему прогрессивные соседи устроить огненное погребение – в опытном порядке, по примеру борющегося пролетариата Индии. И что вы думаете? В момент, когда его сжигали, он поднялся в гробу и рукою им помахал. Никто не знал, что и думать, а потом врач знакомый объяснил, что когда тело сжигают, мышцы от жара сокращаются, и труп как бы само по себе шевелится и даже, бывает, садится. Но все это объяснимо законами физики и химии, и никакой совершенно мистики тут нет и быть не может.

– Да, но нашего-то никто не сжигал, – возразил Сбитнев.

– Ну, значит, мы и сожжем, – неожиданно сказал милиционер и решительно добавил. – Пойду за керосинчиком схожу.

После этих диких слов он исчез, словно бы в воздухе растворился. Иван Андреевич же остался один на один с восставшим трупом. Некоторое время оба сидели молча.

– Интересное дело, – вдруг сказал покойник неприязненно, – по какому-такому полному праву собираетесь вы меня сжигать? Я, между прочим, даже не член партии…

– В члены и посмертно можно принять, должна быть такая заочная форма, – неожиданно для себя самого как-то жалобно отвечал Сбитнев.

– Заочно я не согласный, – отвечал покойник, но уже не басом, а совершенно нормальным голосом.