Шрифт:
Закладка:
Васёк вспомнил о своих товарищах. Хорошо, что во время выступления Тишина никто из них не сказал ни слова. Даже Мазин нашёл в себе силы промолчать. Но где же они сейчас?
Школьники, разбившись по классам, уже выбирали себе председателей советов отрядов. То здесь, то там слышался голос Елены Александровны.
Проходя мимо учительницы, Леонид Тимофеевич громко сказал:
— Об этом случае мы ещё должны с вами поговорить.
Васёк понял, что речь идёт о нём и его товарищах, но даже не оглянулся.
В кучке шестиклассников выступал Петрусин:
— Я, ребята, стою за Кудрявцева! Мы с ним не пропадём!
— Кудрявцева! Кудрявцева! — кричали новенькие.
— Выбирайте, кого хотите, мне всё равно! — послышался обиженный голос Нади Глушковой.
Прежние товарищи Васька по четвёртому классу «Б» хранили презрительное молчание.
Васёк заметил в сторонке пятиклассников. Рядом с ними стояли его товарищи.
«Как наказанные», — горько подумал Васёк, и вдруг до его ушей донеслись громкие, торжествующие крики:
— Тру-ба-чёв! Тру-ба-чёв!
И чем ближе он подходил, тем громче становились приветственные крики пятиклассников:
— Тру-ба-чёв! Тру-ба-чёв!
— Васёк Трубачёв! Ура! — подкинув вверх свою бескозырку, в восторге заорал Витька Матрос.
Васёк был тронут.
— Ты выбран единогласно председателем совета отряда и бригадиром, — сказал ему Одинцов.
Васёк улыбнулся, кивнул головой:
— Ну что же, будем работать!
Поднятые к нему лица выражали горячую готовность идти за ним в огонь и в воду.
В нём проснулся командир:
— Завтра я узнаю, какой участок работы будет поручен моей бригаде, и всех вас расставлю по местам. А сейчас можете расходиться!
Он ещё раз улыбнулся, но глаза у него были грустные, и только товарищи понимали, чего стоила ему эта улыбка.
Когда пятиклассники шумно и весело разошлись, Васёк тихо сказал:
— Проводите меня.
Лида взяла его за руку.
— Помнишь, в детстве, когда была гололедица, мы часто ходили, держась за руки, — ласково сказала она.
Васёк кивнул головой.
— Я никак не пойму, куда оно делось, это детство? Ведь нам не так уж много лет! — грустно сказал он.
Глава 40
ПРИНЦИПИАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Дома Васька ждал редкий гость — Андрейка. Он чинно сидел за столом против тёти Дуни и, прикусывая острыми зубами сахар, тянул с блюдечка чай.
— Выпейте ещё одну чашечку, Андрей Иваныч! — радушно угощала его тётя Дуня.
— Спасибо вам… Разве посидевши ещё попью… — вытирая со лба капельки пота, солидно говорил Андрейка.
Тётя Дуня пододвигала ему полную чашку, и Андрейка, слегка подумав над ней, снова принимался пить.
Увидев Васька, он привстал и церемонно протянул ему руку.
— Ну вот, и наш хозяин пришёл! — сказала тётя Дуня совсем так, как говорила когда-то про Павла Васильевича.
От этих слов и от церемонного обращения Андрейки Васёк сразу повзрослел.
— Ну, как дела? — спросил он, присаживаясь к столу.
— Ничего, у нас всё в исправности. — Андрейка быстро взглянул на приятеля и деликатно осведомился: — А ты что вроде невесёлый?
— Да так… неприятности по работе, — усмехнулся Васёк.
— По работе? Это что же — в школе или в госпитале? — забеспокоилась тётка.
— В школе, — со вздохом сказал Васёк и стал рассказывать про собрание.
Когда дело дошло до выступления Тишина, тётя Дуня возмущённо всплеснула руками:
— Ах он пролаза! За генеральского сынка руку тянет! И откуда же они, этакие пролазы, берутся? И всё-то они знают, когда и перед кем хвостом мотнуть…
— Пережиток… — важно сказал Андрейка, принимаясь за новую чашку чаю. — Таких разоблачать надо. Я одному такому пережитку санаторий у начальства исхлопотал — думал, больной. Ну, а он и там давай своё «я» показывать. Только с врачами не забалуешься.
— Это тот мастер, что над тобой издевался? — живо спросил Васёк.
— Издевался не издевался чтобы по-настоящему, а за волосы хватал и выражался некультурно.
— Ну, и что с ним сейчас?
— А что! Разоблачили вчистую. Никакой, говорят, болезни нервов у вас нет, одно хулиганство. — Андрейка удовлетворённо откинулся на спинку стула и рассудительно сказал: — Самому себя распускать не надо. Железная дорога — это пост ответственный. У нас лучшие люди работают. Равняться есть по ком. В мастерской, для примера, и ваш Павел Васильевич Трубачёв есть на портрете.
— Спасибо на доброй памяти, Андрей Иваныч! Ведь вот люди помнят… и молодые по его примеру идут… Да вы что же чашечку-то отставили, Андрей Иваныч? Выпейте горяченького! — засуетилась тётя Дуня.
— Не требуется больше, мамаша, спасибо вам, — решительно отставляя от себя подальше чашку, сказал Андрейка.
Он чувствовал себя приятным гостем в гостеприимном и уважаемом доме Трубачёвых. Курносое лицо его лоснилось, белые волосы липли ко лбу, глаза выражали полное удовольствие, и сам он, щупленький, в поношенном пиджачке, держался с большим достоинством.
«Кто я ни есть, а цену, себе знаю», — как бы сообщал всем с первого же взгляда Андрейка.
Тонкие, заскорузлые от работы пальцы Андрейки, угольная пыль, въевшаяся в мальчишескую шею, старый пиджачок невольно вызывали чувство уважения к Андрейке. Васёк гордился своей дружбой с ним.
Когда Андрейка собрался уходить, тётя Дуня позвала Васька в кухню и расстроенно зашептала:
— Васёк, брюки бы ему отцовы отдать. Ведь у него брючки-то насквозь прохудились. А позади себя он заплату рукой прикрывает… Отдай ему брюки-то!
— Да что ты! Он ни за что не возьмёт. Обидится ещё! — замахал руками Васёк.
— Как это так — обидится! Ведь вы товарищи! И родителей у него нет, некому порядочную заплату положить.
Она вынула из сундука пахнущие нафталином рабочие брюки Павла Васильевича и, пряча под улыбкой крайнее смущение, подступила к Андрейке:
— Андрей Иваныч, голубчик, перемените брючки-то…
— На что переменить? — не понял Андрейка.
— Да вот эти-то получше будут. Я живенько их на ваш рост укорочу. А свои оставьте пока. Я всё равно Ваську штопаю, так заодно и ваши починю, — заторопилась тётя Дуня, испугавшись вопросительных светлых глаз Андрейки.
— Очень благодарный вам, мамаша… Только как же это я ваши брюки надену? И с
