в отдельности и в психологии больших соединений, именуемых массами… Врангель был надпартийным; иным он тогда и не должен был быть. Он объединял большое количество людей, объединял массу, чрезвычайно разнородную. Надо было выбирать: или укреплять ту или иную эмигрантскую группу, или укреплять дело противобольшевистской борьбы… Он обладал тем, что составляет магическую силу вождя: его знали все как вождя», – писал публицист Н.Н. Чебышев[360].

«Врангель всех звал за собой, но не для совместного сотрудничества, а в услужение себе, – несколько по-иному оценивал этот же аспект деятельности барона в Крыму начальник военно-судной части штаба Донского корпуса И.М. Калинин. – Аристократ и вместе с тем солдат, он мог быть только самодержцем… Никак нельзя отрицать, что барон наряду., с чисто наполеоновским честолюбием обладал энергией, решимостью, даже политической изворотливостью. Но при всем том в условиях 1920 года эта последняя ставка павшего социально-политического строя уже была несерьезная»[361].

«Врангель крайне честолюбив, ради своей выгоды готов потопить кого угодно; не терпит подчиненных с умом и сильным характером, не держит своего слова; ставит свой интерес выше всякой идеи», – отзывался о бароне комендант и начальник гарнизона города Симферополя с апреля по ноябрь 1920 года, соратник генерала Я.А. Слащева полковник Э. П. Гильбих (1880–1931)[362].

«Врангель – честолюбив, властолюбив, хитер и в душе предатель, но самый умник из оставшихся генералов», – писал соратник барона, один из талантливейших генералов крымского периода, командующий 2-м армейским корпусом генерал-лейтенант Я.А. Слащев, которому Врангель за успехи в обороне Крыма от большевиков летом 1920 года присвоил почетное наименование «Слащев-Крымский» и который в 1921 году вернулся в Советскую Россию[363].

Честолюбие и властолюбие Врангеля отмечал его верховный начальник А.И. Деникин, отдавший ему власть над Вооруженными силами Юга России. Он отмечал в письме к Врангелю: «Милостивый государь, Петр Николаевич!.. Если у меня и было маленькое сомнение в Вашей роли в борьбе за власть, то письмо Ваше рассеяло его окончательно… Для подрыва власти и развала Вы делаете все, что можете. Когда-то, во время тяжкой болезни, постигшей Вас, Вы говорили Юзефовичу, что Бог карает Вас за непомерное честолюбие… Пусть Он и теперь простит Вас за сделанное Вами русскому делу зло»[364].

«Достаточно умный, честолюбивый, себялюбивый и страдающий манией величия… В выборе помощников не терпит людей с собственным мнением. Большой интриган. Твердости нет. Начальник штаба и) начальник контрразведки имеют на него влияние», – писал о П.Н. Врангеле помощник военного министра в Правительстве Юга России, инспектор артиллерии Крымского корпуса Я.А. Слащева генерал-майор А.С. Мильковский[365].

«Безмерно честолюбивый, полный кавалерийского пыла и задора, он рвался к власти и ратным подвигам, воспламененный той славой, которая окружала исторические имена его предков. Один из них был сподвижником доблестного шведского короля Густава-Адольфа и прославил имя в 30-летнюю войну. Дряблость Деникина возмущала твердое готское сердце барона. Беспросветное пьянство, дебоши и хулиганства любимцев Деникина, Шкуро и Покровского, претили его аристократическому вкусу. Ему казалось, что он… создал бы из южнорусского хаоса не только прочный, единый фронт, но и выковал бы прообраз сильной, обновленной России», – писал о Врангеле начальник военно-судной части штаба Донского корпуса полковник И.М. Калинин[366].

Начальник информационного отдела при штабе Русской армии генерала Врангеля философ и правовед, один из идеологов евразийства профессор Н.Н. Алексеев (1879–1964) так характеризовал его: «Врангель красив, статен, а главное – его отмечал действительный, не напускной лоск обращения. Внешне он был человеком, который мог очаровать, но я не заметил в нем черт, изобличающих гипнотизирующее излучение власти»[367].

Будучи убежденным монархистом, Врангель тем не менее, в крымский период своей военно-политической деятельности стремился опираться на все политически разнородное крымское общество и общественное мнение. Это умение ладить с различными общественно-политическими силами Крыма 1920 года отметил начальник Управления иностранных дел Врангеля Петр Струве. Он писал: «У Врангеля, при всей его воли, воспитанной в военных казармах, было замечательное понимание общественного мнения, как реального политического фактора и довольно тонкое чутье общественных настроений – человек такого склада ума мог бы быть на месте и как диктатор, и как конституционный монарх, и как руководитель правительства в нормальной (юридически) обстановке конституционно-монархического или республиканского строя»[368].

П.Н. Врангель, как никто из вождей Белого дела, умел использовать в своей военно-политический деятельности средства общественной пропаганды, прекрасно владея устным и письменным словом. В этой связи достаточно посмотреть его приказы и обращения к русским людям, объясняющим цель его борьбы со всемирным злом – большевизмом. Они написаны точно, эмоционально-подкупающе и доступно-просто. Очень точно определил он название возрожденной им в Крыму армии – Русская армия, а не «Крымская русская армия», как ему предлагали, и его гражданский титул – Правитель Юга России.

С детства воспитанный в православных традициях, генерал Врангель всю жизнь оставался верующим воцерковленным человеком. «Я сам человек верующий и придаю огромное значение религиозному воспитанию», – говорил он журналисту и военному корреспонденту Белого стана Г.Н. Раковскому[369]. Религия и церковная организация прагматично использовались Врангелем в его государственной деятельности в Крыму Однако он не был слепым религиозным фанатиком, в узком кругу единомышленников и сослуживцев довольно иронично высказываясь «о некоторых внешних аспектах религиозных нравов»[370].

Противники барона обвиняли его во властолюбии, жестокости, популизме, жажде славы (и это было!), но практически никто (кроме обиженного на него Я.А. Слащева-Крымского) не обвинял Врангеля в жажде наживы и личной денежной непорядочности. И потеряв Крым и титул Правителя Юга России, Врангель прибыл в Стамбул небогатым человеком настолько, что не смог выехать в Сербию, как планировал[371].

«Это был выдающийся человек, – писал о Врангеле корреспондент лондонской газеты «Таймс» Сэмюэль Хор, знавший Врангеля по Крыму. – Вспомним добрым словом храброго офицера, верно служившего делу союзников, и главнокомандующего, который потерпел поражение только из-за трагического стечения обстоятельств[372].

Откликнувшись на преждевременную смерть генерала П.Н. Врангеля, последовавшей 25 апреля 1928 года в Брюсселе, выдающийся русский ученый-философ, писатель и публицист Иван Александрович Ильин писал: «Чем же он был для нас? Неисчерпаемым источником веры, силы и уважения к самим себе… Что мы осязали в нем, что видели? Законченное совестное благородство. Мужественную, неистощимую волю. Дальнозоркую, утонченную интуицию… И Россия никогда не забудет ни его имени, ни его доблести, ни его идеи…»[373]. Конечно, это слишком восторженная оценка реального вклада П.Н. Врангеля в историю России, но то, что это знаковая и значительная историческая фигура периода Гражданской войны в России, вполне можно согласиться.