Памятник Главнокомандующему Русской армии 1920 года генерал-лейтенанту П.Н. Врангелю – первый в России.

Фото: http://mkrf.ru

Мемориальная доска с этого памятника. Фото: http://mkrf.ru

В сентябре 2016 года в крымском городе Керчи, откуда в ноябре 1920 года ушли последние корабли Русской армии Врангеля, был установлен первый в России памятник главнокомандующему этой армией генерал-лейтенанту П.Н. Врангелю. Памятник в виде часовенки с крестом и белым скульптурным портретом Врангеля работы скульптора Андрея Клыкова поставлен на территории церкви апостола Андрея Первозванного по благословению митрополита Феодосийского и Керченского Платона[374].

Глава двенадцатая

Большевистский террор в Крыму. 1920–1921 годы

Как ни тяжко было покидать родину крымским беженцам, но они, уйдя на чужбину, спасли себе жизни, свои семьи, человеческое достоинство, они не знали тюрем и концлагерей. Многократно тяжелее, трагичнее оказалась судьба тех, кто не сумел эвакуироваться или добровольно остался в большевистском Крыму, надеясь на великодушие победителей.

Несмотря на объявленную Реввоенсоветом Южного фронта 12 ноября 1920 года амнистию сдавшимся военнослужащим Русской армии барона Врангеля, сразу же после захвата большевиками Крыма начался чудовищный большевистский террор, и «всероссийское бедствие» захлестнуло и некогда процветающий полуостров. С ноября 1920 года по ноябрь 1921 года в Крыму со средневековым зверством физически уничтожались так называемые «классовые враги» большевистского государства (представители высшего дворянства, эсеры, меньшевики, кадеты, интеллигенция, духовенство, офицеры и др.), по разным причинам оставшиеся на полуострове после эвакуации армии П.Н. Врангеля.

Еще до революции 1917 года террор был теоретически обоснован в работах большевистских вождей, как оправданное средство в период «наивысшего обострения классовой борьбы, как тактический способ в достижении стратегической цели – захвата и удержания власти». Террор в Крыму был тайно санкционирован центральным большевистским руководством и организовывался местной партийной и чекистской властью. Нелишне отметить, что еще 28 июня 1920 года, то есть до начала наступления Красной армии в Крыму, член Реввоенсовета РСФСР И.В. Сталин в телеграмме на имя наркома по военным и морским делам Л.Д. Троцкого писал, что «приказ о поголовном истреблении врангелевского комсостава планировалось дать к моменту начала общего наступления на Крым»[375].

17 ноября (н. ст.) 1920 года, когда в Севастополе и на всем Крымском полуострове установилась большевистская власть, последовал приказ Крымского ревкома за № 4 (43), который объявил себя властью «впредь до избрания рабочими и крестьянами Крыма советов». В приказе говорилось: 1. Всем иностранно-подданным, находящимся на территории Крыма, приказывается в 3-дневный срок явиться на регистрацию. Лица, не зарегистрировавшиеся в указанный срок, будут рассматриваться как шпионы и преданы суду Ревтрибунала по всем строгостям военного времени. 2. Все лица, прибывшие на территорию Крыма после ухода Советской власти в июне 1919 года, обязаны явиться для регистрации в 3-дневный срок. Неявившиеся будут рассматриваться как контрреволюционеры и предаваться суду Ревтрибунала по всем законам военного времени. 3. Все офицеры, чиновники военного времени, солдаты, работники в учреждениях добрармии обязаны явиться для регистрации в 3-дневный срок. Неявившиеся будут рассматриваться как шпионы, подлежащие высшей мере наказания по всем строгостям законов военного времени. Пред. Крымревкома Бела Кун. Управделами Яковлев[376].

Днем ранее, 16 ноября 1920 года, председатель ВЧК Ф.Э. Дзержинский в секретной шифровке начальнику особого отдела Южного фронта В.Н. Манцеву приказывал: «Примите все меры, чтобы из Крыма не прошли на материк ни один белогвардеец… Будет величайшим несчастьем республики, если им удастся просочиться. Из Крыма не должен быть пропускаем никто из населения…»[377].

6 декабря 1920 года председатель Совнаркома В.И. Ленин, выступая на совещании актива московской организации РКП (б), сказал: «Сейчас в Крыму 300 тысяч буржуазии. Это источник будущей спекуляции, шпионства, всякой помощи капиталистам. Но мы их не боимся. Мы говорим, что возьмём их, распределим, подчиним, переварим»[378].

Заместитель председателя Реввоенсовета РСФСР Э.М. Склянский в своих телеграммах в Крымский Реввоенсовет писал: «Война продолжится, пока в Красном Крыму останется хоть один белый офицер»[379]. Председатель Крымского ревкома венгерский коммунист Бела Кун ответил своему шефу Склянскому. что «Крым – это бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выскочит, а так как Крым отстал на три года в своём революционном развитии, – то быстро подвинем его к общему революционному уровню России…»[380].

25 декабря 1920 года, в дополнение к своему приказу от 17 ноября, Крымский ревком издал новый приказ за № 167. Согласно этому приказу все уездные и городские ревкомы Крымского полуострова были обязаны в 10-дневный срок произвести регистрацию всех бывших офицеров, военных чиновников, жандармов, полицейских, государственных служащих, занимавших при антибольшевистской власти ответственные посты, духовенства, собственников, чьё имущество исчислялось стоимостью свыше 25 тысяч рублей по ценам мирного времени, всех лиц, прибывших в Крым в периоды с 1 февраля 1918 года до марта 1919-го и с 1 июня 1919 года до падения власти барона Врангеля. Как и в первом приказе, ослушникам, которые не явятся на регистрацию, грозил суд «революционного трибунала» и наказания, полагавшиеся «контрреволюционерам», то есть тюрьма, концлагерь или расстрел[381].

Наивно поверившие лживым большевистским обещаниям амнистии, явившиеся на пункты регистрации офицеры, военные чиновники, духовенство, журналисты и другие «классово чуждые пролетариату элементы» тут же задерживались. Для содержания в заключении прежде всего использовались городские тюрьмы. Но поскольку задержанных оказалось больше, чем мест в тюрьмах, была создана сеть концентрационных лагерей. В них задержанные офицеры и другие «контрреволюционеры» содержались от нескольких недель до двух месяцев, после чего либо расстреливались (большинство), либо отправлялись по этапу на холодный север России[382].

Концентрационные лагеря большевики создавали, где только могли: в монастырях, складских помещениях, воинских казармах, в подвалах городских зданий. Нередко под концлагерь отводили даже целые городские кварталы. Условия содержания практически во всех местах заключения были нечеловеческими. «Арестован и попал в подвал. Пробыл шесть дней. Нельзя было лечь. Не кормили совсем. Воду один раз в день. Мужчины и женщины вместе. Передач не допускали. Стреляли холостыми в толпу родственников. Однажды привели столько офицеров, что нельзя было даже стоять, открыли дверь в коридор. Потом пачками стали расстреливать», – вспоминал о своем заключении в большевистской тюрьме редактор газеты «Русские ведомости» В.А. Розенберг[383].

Офицеры, представители духовенства и врангелевского чиновничества, попавшие в тюрьмы, становились объектами систематических издевательств со стороны торжествующих победителей. Тюремщики подвергали беззащитных заключенных различным унизительным процедурам, часто – пыткам. Молодые женщины становились объектами сексуального домогательства; тех же, кто сопротивлялся, наказывали исполнением самых грязных и унизительных работ. Одной из самых бесчеловечных нравственных пыток