В половине третьего дня на Графской пристани появляется главком Русской армии генерал-лейтенант П.Н. Врангель. На нем серая офицерская шинель и фуражка Корниловского ударного полка. Его сопровождают начальник штаба армии генерал-лейтенант Шатилов, генералы Коновалов и Скалой, начальник связи, адъютант и несколько лейб-казаков[328]. Разместившись на катере, в 2 часа 40 минут Врангель со штабом покинул Севастополь. Навсегда…

Приблизившись к крейсеру «Генерал Корнилов», главкомовский катер причалил к правому борту и под звуки «Встречного марша», который играл корабельный оркестр, барон Врангель по трапу поднялся на борт крейсера. Приняв рапорт капитана, главком сказал краткую речь выстроенной у борта команде, смысл которой заключался в том, что «Русская армия принуждена оставить родную землю с надеждой продолжить борьбу в других обстоятельствах».

Присутствовавший при этом офицер штаба армии военный журналист А.А. Валентинов записал свои впечатления позже в дневнике: «Вспоминается солнечное утро 25-го марта. Первый парад в Крыму. Вспоминается другая речь, другое настроение. При взгляде на эту высокую фигуру, на осунувшееся, похудевшее лицо, в памяти воскресает вдруг образ старого железного рыцаря средневековой легенды»[329].

Завершив церемонию встречи, П.Н. Врангель приказал поднять над кораблем свой флаг и прошел в отведенное ему на корме адмиральское помещение – просторную кают-кампанию. Кроме главнокомандующего Врангеля и начальника штаба Русской армии генерала Шатилова на крейсере «Генерал Корнилов» разместились: генерал Скалой и генерал Коновалов со своими штабами, командующий флотом контр-адмирал Кедров и его начальник штаба, а также донской войсковой атаман А.П. Богаевский.

Предназначавшийся по первоначальному плану эвакуации только для главнокомандующего и высших офицеров Русской армии, крейсер «Генерал Корнилов» вскоре вынужден был принять на борт служащих центральных учреждений, семей морских офицеров и частной публики, не поместившихся на других судах. В результате, крейсер «Генерал Корнилов» оказался перегружен, как и все другие корабли. «Все палубы, трюмы, кубрики, все было переполнено беженцами, вещами, – писал находившийся на крейсере офицер из штаба Врангеля К. Тимофеевский. – Команда ютилась вперемежку с частной публикой. Около кухни в каком-то закоулке были скучены даже свиньи – собственность команды. Публика самая разнообразная. Стоят матросы и оживленно беседуют с кем-то; оказывается, происходит товарообмен, меняют на предметы питания, боясь голодовки. Вот рядом группа казаков из конвоя. Яркие красные бескозырки резко выделяются среди общего серого тона. Проходит судовой священник, какие-то офицеры, у всех озабоченный вид: как бы лучше устроиться, разместиться, но все же видна радость на всех лицах, радость избавления от опасности, может быть, от смерти»[330].

В четвертом часу на крейсере «Генерал Корнилов» поднимают якорь, и он, дымя черным густым дымом, медленно выходит из Южной бухты, и пройдя вдоль Приморского бульвара, остановился на якорь у Стрелецкой бухты. Здесь до полтретьего ночи крейсер стоял на якоре, ожидая, когда закончится погрузка последних кораблей.

Из доклада флаг-офицера командующему флотом выяснилось, что на берегу осталось около двухсот донских казаков – последние оставшиеся войска. Врангель приказал контр-адмиралу Кедрову подобрать донцов и двигаться в Ялту, чтобы проконтролировать там эвакуацию войск и населения.

В Ялту прибыли в девять часов утра 2(15) ноября. Погрузка на корабли почти закончилась; у пристани стояли пароходы «Крым» и «Русь», на которые грузились последние сотни конницы генерала И.Г. Барбовича. На крейсер «Генерал Корнилов» к барону Врангелю прибыл командир французского крейсера «Вальдек Роше» и проинформировал о ходе эвакуации из Ялты. Чтобы лично проверить ход эвакуации, Врангель на шлюпке съехал на ялтинскую набережную. «В городе было полное спокойствие, улицы почти пусты, – отметил П.Н. Врангель. – Я с начальником штаба флота капитаном 1 ранга Машуковым обошел суда, беседуя с офицерами и солдатами. Прикрывая отход пехоты, наша конница сдерживала врага, а затем, быстро оторвавшись, усиленными переходами отошла к Ялте. Красные войска значительно отстали и ожидать их прихода можно было не ранее следующего дня. Я вернулся на крейсер «Генерал Корнилов»[331].

В два часа дня 2 (15) ноября все корабли из Ялты снялись с якорей и двинулись к Феодосии, чтобы и там проследить за посадкой на корабли. За русскими кораблями двигался французский крейсер «Вальдек Роше» с контр-адмиралом Дюменилем.

На середине пути кораблям Врангеля встретился огромный транспорт «Дон», на котором эвакуировались кубанские казаки во главе с генерал-лейтенантом М.А. Фостиковым. Главнокомандующий приказал спустить шлюпку и проследовал на транспорт, чтобы у генерала Фостикова узнать, как идет эвакуация из Феодосии. Кубанец доложил, что в Феодосии погрузка прошла не совсем удачно: из-за нехватки тоннажа 1 – я Кубанская дивизия генерала Дейнеги не смогла погрузиться и пошла на Керчь в надежде сесть на корабли там.

В Феодосии на железнодорожном вокзале были оставлены раненые солдата и офицеры Виленского полка, всего около ста человек. По Международной конвенции «О законах и обычаях сухопутной войны», которую большевики обязались соблюдать, раненых не могли расстрелять. Однако как только 16 ноября красные вошли в город, они тут же начали расправляться с ранеными военнослужащими Русской армии барона Врангеля. Все они после унижений и издевательств были расстреляны здесь же на вокзале[332].

Вернувшись на крейсер «Генерал Корнилов» барон Врангель распорядился послать радиограмму генералу Ф.Ф. Абрамову в Керчь с приказом во что бы то ни стало дождаться кубанцев Дейнеги и погрузить их на корабли.

В девять часов утра 3 (16) ноября корабли П.Н. Врангеля вошли в Феодосийский залив и стали на якоря. Телеграфисты приняли телеграмму командующего Донским корпусом Ф.Ф. Абрамова, в которой сообщалось, что «кубанцы и терцы прибыли в Керчь, погрузка идет успешно, но не хватает тоннажа». Главнокомандующий послал в Керчь начальника штаба флота капитана 1 ранга Н.Н. Машукова на ледоколе «Гайдамак» и с только что прибывшем из Константинополя транспортом «Россия», чтобы подразгрузить до крайности перегруженные баржи с эвакуировавшимися кубанцами и терцами в Керчи.

Успешной погрузке способствовала и теплая солнечная погода, установившаяся в эти дни после недавних жестоких морозов. «Море, как зеркало, отражало прозрачное голубое небо, – вспоминал этот момент П.Н. Врангель, – Стаи белоснежных чаек кружились в воздухе. Розовой дымкой окутан был берег»[333].

Вскоре пришла радиограмма из Керчи от капитана I-го ранга Машукова, в которой сообщалось, что в городе «посадка закончена, войска с барж пересажены на «Россию», взяты все до последнего солдата». После получения этого сообщения французский крейсер «Вальдек Роше» (между прочим, на крейсере находился майор Зиновий Пешков, старший брат Я.М. Свердлова и крестник Максима Горького) с контр-адмиралом Дюменилем на борту, дав салют из 21 выстрела и подняв на мачте флаг