вы не нужны в палате, — сказала она. — Будет лучше, если вы станете ходить туда по вечерам — тогда сможете поработать утром, когда сестры захотят пойти на мессу. Так всем будет лучше, hein?[9] Отец Роберт ведь найдет кого-нибудь, чтобы проводить вас от ворот?

С этих пор каждый воскресный вечер, если позволяла работа, Молли выскальзывала за ворота монастырского сада, в лагерь. Она заранее предупреждала падре, когда придет, и ее всякий раз ждал кто-то из солдат, чтобы проводить через лагерь к импровизированной церкви. Встречали ее там радушно, и, хотя временами она оказывалась единственной женщиной среди прихожан, она никогда не чувствовала ни неловкости, ни смущения в этой мужской компании. Все были ей искренне рады, и вскоре она уже знала многих по именам — не только тех, кого видела в госпитале, но и приходивших из других мест. Это был еще один повод вырваться из стен монастыря, и Молли с нетерпением ждала воскресных вечеров.

Письма грянули как гром среди ясного неба. Сара аккуратно писала отцу каждую неделю, как и обещала, и время от времени получала ответы, написанные его неразборчивым почерком. По большей части они состояли из кратких новостей о доме и знакомых, но сэр Джордж был не силен в эпистолярном жанре, так что чаще всего письма были краткими и деловыми. А это письмо оказалось неожиданно грозным: читая его, Сара почти физически ощущала силу отцовского гнева, и даже почерк, всегда торопливый и небрежный, в этот раз был еще хуже, чем когда-либо: рука отца не могла угнаться за его яростью.

Дорогая Сара,

что, черт возьми, ты себе позволяешь? Зачем ты уговорила эту глупую девчонку Молли ехать с тобой во Францию без разрешения отца? Как ты могла так поступить? На днях я встретил его в городе, и он сказал, что она должна немедленно оставить работу у нас и вернуться домой, на ферму. Он хочет, чтобы она устроилась на военный завод в Белмуте. Он сказал, что велел ей попросить расчет несколько недель назад, и с тех пор от нее ни слуху ни духу — когда же она вернется домой? Он понятия не имел, что она уехала во Францию, и уж конечно не давал ей своего разрешения. Как ты понимаешь, он в страшном гневе, и я тоже. Как ты могла допустить такое? Как тебе пришло в голову увезти с собой эту девушку без ведома и согласия родителей? Они не могли понять, отчего она не появляется дома, и теперь безумно взволнованы. Ее отец даже что-то бормотал о похищении, хотя это, конечно, чепуха. Я поставлен в крайне неловкое положение и полагаю, что Молли должна вернуться домой незамедлительно. Она несовершеннолетняя и, хотя работает у нас, все еще находится под законной опекой своего отца.

Будь добра, позаботься о том, чтобы она вернулась домой как можно скорее. Прилагаю денежный перевод для покупки билетов. Я считаю, вам обеим пора возвращаться. Вы пробыли там достаточно, чтобы считать свой долг исполненным, и пришла пора исполнять его здесь. Возможно, твой брат скоро снова приедет в отпуск, и ты должна быть дома, чтобы позаботиться о нем после всего, что ему пришлось пережить на передовой.

Твой любящий отец

Сара ошеломленно смотрела на письмо. Неужели Молли и правда сбежала из дома, не сказав родителям? Сара не могла в это поверить. Она сунула письмо в карман юбки и вернулась в свою палату. Она увидит Молли только поздно вечером, когда обе рухнут в изнеможении на кровати — вот тогда и придется с ней об этом поговорить. Как ни странно, она уже так привыкла считать Молли подругой, что почти перестала думать о ней как о горничной. Сара почти ничего не знала о семье Молли, и она ни разу ни словом не обмолвилась о своих родителях. Сейчас, задним числом, Саре казалось удивительным, что Молли ни разу не упоминала о них даже мимоходом.

Когда они обе благополучно вернулись в свое убежище, Сара протянула Молли письмо.

— Это пришло сегодня по почте, — сухо сказала она. — Тебе лучше прочитать самой.

— Но это же от твоего отца, — сказала Молли, узнав почерк сэра Джорджа. — Зачем мне…

— Читай, — сказала Сара, и что-то в ее тоне заставило Молли развернуть письмо и пробежать его глазами. Выражение ее лица изменилось, и она перечитала еще раз, теперь уже внимательнее. Затем снова сложила листок и вернула Саре.

— И? — сказала Сара.

— Что «и»?

— Почему ты не сказала им, что едешь во Францию? Почему не сказала мне, что они не знают?

— Это их не касается, — буркнула Молли и улеглась в кровать.

— Молли! Будь благоразумной. Они твои родители. Они беспокоятся о тебе.

— О моем жалованье они беспокоятся.

— О твоем жалованье?

— Они забирают у меня половину заработка. Ну, это еще пускай, но вот указывать мне, где и как зарабатывать — это уж дудки.

Сара какое-то время молчала: она не знала, что сказать, и лишь краешком сознания отметила, что старательно перенятая правильная речь Молли под влиянием гнева сменилась более привычным деревенским говором. Молли заговорила снова:

— Он хотел, чтобы я ушла от сквайра и пошла работать на оружейный завод в Белмуте. Ну, а я нипочем не согласна — тогда не пошла и сейчас не пойду.

— Но почему же ты не сказала ему, что едешь со мной?

— Если бы я сказала, то он сказал бы твоему отцу, что не давал мне разрешения, и твой отец меня бы не пустил. Вот почему! — яростно выпалила Молли и добавила еще яростнее: — И я к ним не вернусь, пусть что хотят говорят. Даже если сами за мной явятся — не поеду с ними никуда.

Сара задумчиво смотрела на нее.

— Знаешь, что он сделает? Я имею в виду моего отца. Он напишет матери-настоятельнице и попросит отослать тебя обратно.

— Пускай пишет. Я тогда сама с матерью-настоятельницей поговорю. Она не отправит меня домой.

Молли заявила это таким уверенным тоном, что Сара удивленно уставилась на нее.

— Откуда ты знаешь?

— Не отправит, и все, — только и сказала Молли.

— Так что же, по-твоему, я должна написать отцу? — спросила Сара. — Мне ведь нужно ответить на его письмо.

— Верни ему деньги. Поблагодари его за то, что помнит обо мне, и скажи, что я останусь там, где я нужнее. Скажи, что в монастыре меня обучают сестринскому делу и что я буду работать здесь, пока не кончится война.

Сара была потрясена.

— Не знаю, смогу ли