а рядом не было ни одного сугроба, хотя так и так я ничего не видел дальше собственного носа… Как бы я поступил в этой ситуации?

Где-то еще спустя час непогода начала выдыхаться и в ушах снова зазвучал шепот Столпа, утихший ненадолго во время пика снежного шторма. Когда видимость частично восстановилась, я привел вездеход в движение, и мы снова покатили к цели, с трудом пробивая себе путь в образовавших причудливые узоры высоких и длинных снежных наносов.

Небольшая неожиданность случилась через пару километров медленного продвижения. Я увидел свет. Даже не свет, а упавшее на склон одного из холмов впереди световое медленно движущееся пятно. Подобное видели все жители нашей планеты, если мимо них проезжало ночью любое средство передвижения. Отброшенный фарами свет — вот что я увидел и тут же погасил все наши огни, прибавил скорости и резко сменил направление. Войдя в широкую и полную рыхлого снега расщелину между двумя возвышенностями, пробивая себе путь, в то время как верховой ветер сбивал с вершин снежные массы, засыпая проделанную нами колею, мы обошли холм, поднялись чуть выше по его склону и остановились, нацелившись кокпитом на местность ниже.

Там шла машина. Настолько маленькая, что в первую секунду я подумал, что под нами проезжает легковая машина. Какой-нибудь кроссовер или скорее полноразмерный внедорожник. Но освещенная парой бортовых огней машина чуть свернула, уходя от слишком большого для нее препятствия, и я разглядел совсем небольшой гусеничный вездеход. Вряд ли машина сильно больше рамного внедорожника. На крыше что-то закреплено, окна салоны темны, лишь спереди светится что-то зеленоватое, сзади пара тусклых огней, а жидкий свет трех не самый мощных фар упорно пробивает себе путь сквозь снежную круговерть. Маленькая одинокая машина, лавируя, накреняясь, взбираясь по снежным волнам, казалась утлой лодкой, вышедшей в море во время шторма. Вскоре маленький вездеход окончательно исчез из виду и лишь еще некоторое время вдалеке мелькали оставляемые им световые всполохи.

Кто это был?

Куда направлялся?

Быть может однажды мы получим ответ на этот вопрос. Но они двигались перпендикулярно нашему курсу, возможно проявляя куда большую разумность в выборе пути. Дело в том, что наша заснеженная дорога вела не по дуге, что уже стало для меня почти привычным, а по прямой линии, идущей от Бункера «наружу» — то есть прочь от центра, коим являлся колоссальный Столп. Если смотреть на мою медленно пополняющуюся карту, где Бункер был по центру и ближе к верхней кромке, то затерянная Пальмира располагалась гораздо ниже и чуть западнее. Ее отмеченная красным точка находилась меньше чем в километре от того совсем не природного и совсем не естественного образования, что в фольклорных байках Бункера именовалось по разному — Обод Смерти, Могильник, Кладбище Летчиков, Стена Сокровищ, Гибельный круг, Братское Надгробие и даже Мемориал Безымянных. Я никогда не был сторонником излишне пафосных и громких названий, но в этом случае вполне разделял мнение обитателей Убежища. Как еще назвать круговую зону, опоясывающую всю гигантскую и во многом аномальную территорию Пристолпья? Но самое главное — как вообще можно оставить подобное страшное место никак не названным?

Это просто невозможно.

Территория, где часто падают сбитые или вышедшие из строя летающие тюремные кресты, увлекающие с собой обреченных людей… такое место обязано иметь хлесткое звучное название.

Мемориал. Как по мне — пусть и горькое, но вполне себе правдивое название. Вот к нему мы сейчас и приближались, а в центре салона расположился подрагивающий при рывках машины прикрытый шкурами ценнейший груз, чьим предназначением было спасение Пальмиры.

Сидя за рычагами, вспоминая все рассказанное Михаилом Даниловичем, я понимал, что наше очнувшееся от спячки Убежище не просто так протягивает щедрую дружескую руку. Нет. Это очень запоздалый дипломатический ход. Аутсайдер вдруг очнулся, вышел в эфир, снова стал частью сообщества и, спотыкаясь, торопливо бросился на первый же призыв о помощи. Немного смешно, а еще немного грустно.

Я рад принять участие в оказании помощи терпящим бедствие. Но вот в бескорыстности Михаила Даниловича я глубоко сомневался. Он не альтруист. Это абсолютно точно — иначе глава Убежища не закрылся бы от всего здешнего стылого мирка.

Сколько мелких убежищ не смогли достучаться до нашего Убежища и вымерло, не получив тот или иной простенький узел оборудования и не имеющих транспорта, чтобы самостоятельно добраться до нас и постучаться в безразличные стальные двери?

Хотя бы парочка жертв нашей безразличности да случилась за протянувшиеся годы. Бункер Старого Капитана — возможный тому пример. Михаил Данилович не мог не понимать, что в смерти всех его обитателей, а позднее и в гибели всех, кто приполз к запертой двери и замерз рядом с ней, во многом виновата именно его изоляционистская политика.

Почему?

Да просто потому, что при оживленных прямых контактах и регулярных сеансах связи с другим ближайшим убежищем подлая кума Лизаветта попросту не посмела была совершить свое злодеяние. Она бы навсегда осталась обычной поварихой не без подлой хитринки и завистливости, и не решилась бы на страшное преступление, зная, что в любой момент может прибыть чужой вездеход. Такие как она не имеют совести, но они очень боятся сурового наказания. Поэтому в лицо тебе они улыбаются, а едва отвернешься — сыплют тебе яд в стакан с чаем или хотя бы плюют в него, собрав побольше носовой слизи…

Но что-то я отвлекся…

Дипломатия. Это игра сложная. Непредсказуемая. Но вся эта игра сводится к выбору с кем дружить, а с кем враждовать. И очень часто выбор делается исходя не из принципов справедливости, а из соображений выгоды.

И как я не крутил в голове всю известную информацию, но все же не мог понять в чем выгода нашего Бункера в дружбе с Пальмирой. Выгодно ли дружить с другим большим густонаселенным убежищем? Да выгодно. Ты мне сегодня — я тебе завтра. Выгодно ли дружить с полулегендарной таинственной Пальмирой, что скрывается от всех чуть ли не с начала времен? Не знаю… Я возможной выгоды не вижу. Особенно учитывая такой интересный факт как полная секретность нашей миссии. Михаил Данилович отдельно и дважды подчеркнул, что ни одно другое убежище из могущих выйти с нами на связь ни в коем случае не должно знать цели нашей экспедиции. На этом настояла Пальмира.

И вот это обидно. Да я не против помочь. По этой причине и сижу сейчас в кокпите вездехода, ведя тяжелую машину сквозь вечную ночь к терпящим бедствие. И лично я предпочту не афишировать свое личное участие.