«Равелина» оказался Цапля. Он сядет в коляску, они отъедут и когда подкатят к верстовому столбу, Цапля возьмет его на мушку. Ну, а ежели что не так пойдет, в кустах двое наших с ружьями. Мы здесь на тот случай, коли этот сукин кот поймет, что запахло жареным и рыпнеться драпать полями — к загороду, значит. Потому и сидим тут в санях.

Фелч важно кивнул и сдвинул на нос бобровую шапку. Ловить залетного душегуба — это вам не хреном по столу стучать! «Расскажу девкам из трактира — в героях месяц ходить буду!», думал он. «Вино на шару, водка, а Гретхен сама мне на шею прыгнет. Тоже мне ледяная королева, драли б ее пьяные кавалеристы!»

Он проверил оба револьвера, достал табакерку, нюхнул, громогласно чихнул и улыбнулся. Нобль похлопал его по плечу и заговорщицки подмигнул.

— Что, Фелч, уже хвост распушил? Ну-ну, вояка. Ты только приказ не забывай: брать живьем.

— Ну дык… — Фелч закивал. — Только я вот что думаю: а вдруг ентот душегуб — тот еще хват? Ну, там, служил в Специальном Отряде, или еще где? Как его живого-то возьмешь? А вдруг стрелять начнет? Я, к примеру, с десяти шагов пять раз из десятка мажу.

— Вот на этот случай, дорогой ты мой, я и взял с собой эту малышку, — Нобль сунул руку в карман и достал из него небольшой, с кулак размером, железный шар. От шара отходил короткий шнурок с деревянным колечком на конце, а на выпуклом вороненом боку красовалось клеймо: змея, обвивающая бокал на тонкой ножке.

— Вот это да! — восхищенно воскликнул Фелч, хлопая себя рукавами по бокам. — Алхимическая, мать ее, бомба!

— Она самая, — подтвердил Нобль. — Только кончай орать, а то Юзик мне голову оторвет. Это ж запрещенное оружие. Короче так: если что пойдет наперекосяк, то я этого гада… — сержант размахнулся и сделал вид, будто что-то бросает. — Только перья полетят. Шеф, конечно, заругает, но особо звереть не будет — жизнь-то всяко дороже.

— Верно, — подтвердил Фелч. — Он так и сказал: если совсем уж туго станет, то ну его к бесу — стреляйте, говорит, на поражение.

— Вот и я о том же.

Оба замолчали. С темного вечернего неба сыпал мелкий снег. Лошади недовольно фыркали и пряли ушами — мороз крепчал и лошадиные морды покрылись белой коркой инея.

— Вот гад! — Фелч бросил на светящиеся окна «Равелина» полный ненависти взгляд. — Сидит, небось, там, в тепле, жрет икру с коньяком и в ус не дует! Может мы его… того… этого?

— Сидеть была команда, — буркнул Нобль, который и сам был не прочь опрокинуть стопку чего-нибудь горячительного, причем, желательно, в тепле. — Ждем.

— Так темно уже! Скоро совсем ни хрена не видно будет! Как тогда…

— Смотри! — сержант железной хваткой вцепился в плечо Фелча. — У парадного!

Из дверей «Равелина» вышел человек.

Это был именно тот, ради кого жандармы битых три часа морозили себе зады: высокий стройный мужчина с бородкой, одетый во все белое.

— Он… — выдохнул Фелч.

— Тихо! — прошипел Нобль. — Заткнись и не шуми!

Тем временем, человек, которого им предстояло задержать, поправил шляпу, не торопясь натянул перчатки и махнул рукой извозчику. К нему тут же подкатила высокая крытая повозка, даже, скорее, карета; жестяные фонари светились в снежной тьме, точно кошачьи глаза.

— Цапля…

— Да вижу, блин горелый!

Мужчина что-то сказал извозчику, махнув рукой в сторону городского центра. Извозчик кивнул и, спрыгнув с козел, открыл перед господином в пальто дверцу.

— Садится… Сел. Поехали!

— Отлично! — хлопнул в ладоши сержант. — Все как надо!

— Хорошее начало полдела откачало, — авторитетно заявил Фелч. — Теперь за ними…

Он взял в руки поводья и лошади, облегченно заржав, тронулись с места.

— Ты, дурилка, держись от них подальше. Просто чтоб из виду не терять, — поучал Нобль.

— Не учи батьку детей делать, — веско заявил жандарм. — Ага, а вот и Юзикова карета. Сейчас он аккурат на перекресточке встанет…

Снег весело скрипел под полозьями, морозный ветер свистел в ушах и бросал в лица ледяную крупу. Раскрасневшийся Фелч привстал на сидении, возгласами подгоняя лошадей. Жандарму было весело, его захватил азарт ночной погони. Вокруг темнели запорошенные холмы и мертвые поля; мимо проносились телеграфные столбы, да изредка чертом выпрыгивал из-под сугроба полосатый разметочный столбик.

— Странно. — Нобль нахмурился.

— Что тебе «странно»? — Фелч щелкнул вожжами и присвистнул. — Н-н-но, дохлая! Пошла!

— Цапля должен был остановиться у первой версты. А он ее пролетел, как ошпаренный.

— Вот дурак! — возмутился жандарм. — Ничего нельзя доверить болвану! То-то я и смотрю, чего он в участке очки таскает — что твои блюдца! Ефрейтор, мать его за ногу!

— Не в этом дело, — беспокойство натянутой струной звенело в голосе Нобля. — Почему он гонит, как сумасшедший? Да ты посмотри!

Но Фелч уже и сам заметил неладное.

 Карета Цапли неслась так, словно за ней гнались демоны: габаритные фонари мотались, грозя слететь с кронштейнов, снег вихрями летел из-под полозьев и даже на таком расстоянии жандарм слышал безумное ржание лошадей, которых Цапля безжалостно хлестал плетью. Фелч изо всех сил щелкнул вожжами, но понимал — не догнать.

— Да что же это такое! — воскликнул он в сердцах. — Может, лошади понесли?

— Наши? С оберегами?!

— Ну… А, черт — смотри, смотри!

Впереди мигнули фонари повозки Юзика. Повозка лейтенанта выехала на перекресток и загородила дорогу. Но карета Цапли и не думала тормозить: резко свернув в сторону она понеслась дальше, пробиваясь через сугробы на обочине.

— Да они уходят! — ахнул Нобль.

Едва не перевернувшись, карета  вырвалась на дорогу и, не сбавляя скорости, рванула в сторону леса. Даже сквозь вой ветра Фелч услышал удивленные возгласы, а затем повозка Юзика сорвалась с места и помчалась за сбрендившим экипажем Цапли.

— Сворачивай! Сворачивай, кому говорят!

Фелч знал, что делает. Пусть он и не был семи пядей во лбу, но править санями он умел лучше всех в участке. Когда до перекрестка оставалось саженей двадцать, он резко свернул на обочину и погнал по полосе, пробитой в сугробах каретой чокнутого ефрейтора. Нобль заорал, вокруг взметнулись снежные вихри, захрапели кони, а следующий миг сани вновь