Шрифт:
Закладка:
Начальство предприятия обычно не заходило в кабинет Ани Ромашкиной, а предпочитало ее вызывать к себе. Прорабам же, бывавшим здесь ежедневно, было строго-настрого запрещено «совать свой нос», куда не положено, ибо листы фанеры предназначены «для особых нужд».
Об Аниной тайне знала только одна уборщица тетя Стеша, от внимания которой, как известно, в управлении не скроется не то, что ванна с глиной, но и каждая пустая спичечная коробка, окурок, обитающие вне пепельницы.
Конечно, уже через несколько дней и Топольский был посвящен в тайну. Снисходительно, осматривая результаты несмелых творческих замыслов Ани, Топольский сказал:
— Что-то в вас все-таки есть… Вон, например, тот старик, похожий и на кузнеца и на кудесника, он чем-то трогает… Или вот эта балеринка — право неплохо. Конечно, пластики у вас еще никакой…
Аркадий подошел поближе к шкафу, осторожно повернул балерину боком, спиной:
— Нет, ничего, ничего балеринка…
Мужественная Аня хотела в своем творчестве передать тему труда, волю и силу человека, но незаметно для себя она тянулась совсем к другому. Ей и самой больше нравилась девочка-пионерка, трогательно обнявшая козочку, или вон та юная вышивальщица. Любила Аня и свою балерину — хотелось передать в ней всю грациозность танца и уверенность исполнительницы.
И теперь Ане похвала Топольского была приятна. Она даже думала: «Мы с ним, пожалуй, сработаемся», — что с Аней, кстати, не часто случалось. По натуре была она резковатой и неуживчивой.
Закрывая шкаф, Аня смущенно произнесла:
— Да, конечно, все это и близко с настоящим искусством не лежало! — И вдруг, еще больше покраснев и став совсем не той Аней, какой ее знали все, кроме тети Стеши, призналась: — А бросить, знаете, не могу!
— И не надо, — сказал наставительно Топольский. — Если все ваши фигурки, — он кивнул на шкаф, — раскрасить — неплохо получится. Можете даже подработать на этом.
Аня гневно вспыхнула. Топольский, не замечая этого, продолжал:
— Впрочем, об искусстве мы с вами еще поговорим. А сейчас давайте — о работе…
Но разговора об искусстве между двумя строителями больше почему-то не возникало.
2
— Ну, вот, мы с тобой и дома… Давай сама снимай шубку, повесь ее… Валеночки тоже сними и надень тапки… — говорила Лиза, сбрасывая с себя теплый синий жакет, опушенный белой цигейкой, и такую же белую шапочку-кубанку. Путешествуя по участку и добираясь до него то на дрезине, то на попутной машине, а иногда и пешком, Лиза чувствовала себя прекрасно в этом коротком жакете.
— Разделась, Галочка?
Но Галинки уже не было. Лиза прошла во вторую комнату.
Аркадий сидел за небольшим письменным столом. Галинка в своей красной бархатной шубке, в белых пуховых рукавичках взобралась к отцу на колени.
— А кто же у нас раздеваться будет? — спросил Аркадий.
— Мама, — ответила Галинка.
— Мама уже сняла пальто, — сказала Лиза. — А ну, стрекоза, марш снимать шубку.
На письменном столе Аркадия — хаос. По-видимому, он много и с увлечением работал.
— Как дела? — спросила Лиза, положив руки на плечи мужа. — Давно сидишь?
— Как пришел с работы — так и засел… А ты поздно — как всегда!
— Что же поделаешь, Аркаша, у меня ведь дальний участок. Если за час доберешься до дому — хорошо.
Аркадий повернулся к Лизе.
— Подожди, скоро тебе будет легче! Я сам слышал, как говорится, из достоверных источников… Тебя собираются выдвинуть в производственный отдел.
Лиза покачала головой.
— Ну и ну! Не очень умно кто-то придумал, собираясь меня «выдвигать в производственный отдел».
Аркадий обеими руками коснулся своей пышной шевелюры:
— Раз выдвигают, значит, считают, что справишься.
— Пусть считают, — равнодушно, отмахнулась Лиза, выходя из комнаты.
— Лиза! — позвал Аркадий.
— Что?
— Нет, ты в самом деле не согласилась бы на отдел?
— Конечно, нет! — ответила Лиза, оборачиваясь к мужу. — Да пойми ты, Аркадий, жаль мне оставлять свой участок. — Он — один из самых интересные по залежи. Весной на нем, на первом, будут испытывать стилочные машины. И вообще в смысле применения механизации перспективный участок. Разве ты от меня обо всем этом впервые слышишь?
Аркадий пожал плечами:
— И все-таки я тебя не понимаю. Тебе, как женщине, было бы удобнее работать в управлении. Там можно думать и решать вопросы механизации в широких масштабах.
— Может быть. Зато на своем участке — конкретнее.
— Конечно, твое дело, — холодно сказал Аркадий. Он потянулся, расправил плечи.
— Есть хочется, Лиза!
— Сейчас…
Лиза прошла в кухню, открыла шкафчик, бросила взгляд на электрическую плитку. Невольно подумалось: «Неужели Аркадий не мог поставить на плитку картошку, включить чайник. Сейчас бы можно было поджарить колбасу, а картошка была бы уже готова. Никогда не догадается».
Следом прибежала Галинка. Одна косичка расплелась, на другой развязался бантик. Сколько эти коротышки-хвостики доставляли беспокойства и маме и дочке! Из-за них иной раз Лизе не удавалось утрем поесть: надо расчесать, заплести, выгладить ленточки, Анна Федотовна говорила дочери: «Остриги ты Гале волосы. Не мучай ребенка и себя». Лиза не соглашалась. «Вырастут же они…» Но волосенки росли очень медленно, и заплетать их было по-прежнему нелегко — трехлетняя Галинка пищала и капризничала: «Туго! Больно!»
Весной Лиза и Аркадий получили в новом доме отдельную квартиру: две комнаты и кухня. Строительством дома руководил Аркадий. Он попросил у начальника отдела разрешение установить в своей квартире камин.
Лиза вначале была против этой затеи. Большие окна, просторные комнаты, простенькая, даже бедноватая обстановка, и вдруг камин! Нелепо.
Но вскоре мнение ее изменилось. Когда заунывно напевала вьюга и кидала снегом в окна, затянутые морозными узорами, так уютно было сидеть, обнявшись с Галинкой, перед камином, на мягкой телячьей шкурке — подарке Анны Федотовны.
…На столе дымится жареный с кружочками колбасы картофель и весело поблескивает никелированный чайник, но Аркадий не выходит из комнаты. Лиза зовет его. Он садится к столу. Взгляд Аркадия — отсутствующий. Он думает о том, что сейчас читал, писал. Лизе немножко завидно: ей тоже хочется заниматься. Лежит незаконченная статья в журнал «Торф». Надо пробежать свежие газеты.
«Ничего… Прочту после ужина», — успокаивает себя Лиза. Она раскладывает по тарелкам еду, подает Аркадию вилку, пододвигает к нему чайный стакан.
Галинка дремлет и ежится.
— Спать хочешь, доченька? — спрашивает Лиза.
— Холодно, мама…
— В самом деле, у нас прохладно, — замечает Лиза. — Ты наколол дров?
— Нет, забыл.
— Ну, знаешь ли, дрова все-таки твоя забота.
После ужина Лиза раздевает Галинку. Оставшись в одних штанишках и рубашонке, Галинка бегает по комнате, прыгает, хохочет. Лиза ловит ее и почти
