Возможно, такова жестокая ирония. Дать им нечто желанное, чтобы показать, каково это потерять.

— Диомед?

— Итон, верно? — спросил он, указывая на тело Элиаса.

Айседора кивнула, пропуская пальцы сквозь волосы Элиаса, и у неё в глазах, к потрясению Диомеда, выступили слёзы.

— Иса, miikri mou agria polemistria, тебе следовало знать, что это может произойти. После того, что он сделал…

— Знаю. Не могу объяснить свои чувства. Сама с трудом понимаю их. Но… он не может… Я не могу позволить ему умереть, Диомед.

Взгляд старейшины переместился к мужчине в руках Исы, и он поразился её способности прощать. Откуда это в ней? Элиас принёс ей адские страдания. Мучил. Сломал. И несмотря на это она, Айседора, сидит и молит о немыслимом. Она хочет, чтобы Диомед спас Элиаса Фонтану, и невысказанная просьба повисла между ними в воздухе.

Иса знала, как Диомед относится к человеку. Как относится к нему всё логово. Если Диомед напоит Элиаса кровью, тот, кого они хотели убить, окажется навсегда связан с их жизнями. Он станет петлёй на их шеях, грузом на ногах — один лёгкий жест подходящего человека, и все трое погибнут.

Диомед выпрямился в полный рост и отошёл подальше от умоляющего взгляда. Смог бы он сказать «нет»? Ответ был прост. Нет, не смог бы. Она беззаветно посвятила себя Диомеду в течение многих лет. Они разделили связь, которую было практически невозможно представить, пока Айседора не вошла в его жизнь и не сказала «да».

Всего за одно слово она получила его вечную преданность и уважение, и не было ничего, что он не дал бы ей. Раз Иса хочет Элиаса, значит Диомед сделает то, что должно быть сделано.

— Ты же понимаешь, что произойдёт, если я соглашусь?

Не услышав ответа, Диомед оглянулся через плечо и увидел, как Айседора смотрит на него с обожанием и уважением.

— Айседора?

— Ты сделаешь это? Ради меня?

Он метнулся через комнату и обхватил лицо вампирессы ладонями.

— Я что угодно ради тебя сделаю, даже это.

Иса посмотрела на Элиаса и провела пальцами по тёмной брови.

— Я просто не способна его отпустить. Пока нет.

Он погладил её по щеке и приподнял за подбородок:

— Понимаю. Я чувствую то же самое к тебе. Но знай, что когда Василиос сделал это с Леонидом, тот изменился.

— Изменился как? Он же до сих пор жив. Я его видела.

— Да. Но я присутствовал там. Леонид очнулся с какими-то способностями, которые, в случае этого конкретного мужчины, могут быть достаточно опасны. — Её глаза заискрились. — Он получит нашу скорость, умение общаться мысленно и…

— И? — шепнула вампиресса.

— Он будет силён, Айседора. Намного сильнее тебя.

Она опустила глаза к человеку, которого до сих пор держала в руках, и произнесла:

— Ты беспокоишься, что он навредит мне.

— Тебе, Аласдэру, Таносу. Он будет сильнее вас троих.

— Как и Леонид, но тот никому не навредил.

Диомед пожал плечами и тихо произнёс:

— Никогда не думал, что скажу это, но тот мужчина, Леонид, только и способен, что влюблённо пялиться на Василиоса и Аласдэра. Он заботится о них, Айседора. Твой Элиас… — Старейшина опустил взгляд на человека. — Он продемонстрировал свою безжалостность и, кстати, не только ранил тебя, но и почти убил Таноса. Могу смело сказать, что, если выполню твою просьбу, результат будет кардинально отличаться от игрушки Аласдэра, напоенной кровью Василиоса.

Айседора прикусила нижнюю губу, и Диомед тут же услышал её мысль: «Я не могу смотреть, как он умирает».

Диомед кивнул:

— Тогда ты и не будешь.

Он поднёс своё запястье к губам, прокусил вену под тонкой кожей, и от предвкушения по телу пронеслась волна удовольствия.

Диомед знал, что совершает ошибку. Понимал на самом базовом уровне. Но прежде, чем встать на колени перед Айседорой и поднести запястье к губам Элиаса Фонтаны, он встретился взглядом со своей первообращённой и решил их судьбу.

Незадолго до этого всё потонуло во тьме.

Элиас парил где-то между сознанием и бессознательностью, в темноте, холоде и тишине. Сначала он думал, что Артемида нанесла очередной дружественный визит. Но когда никто не заговорил, а Элиас так и висел, испытывая сильную боль под рёбрами, он понял, что оказался в гораздо худшей ситуации.

По крайней мере сейчас боль утихла, и жжение, которое разливалось по венам, сменилось слабым покалыванием, было ли это хорошо или плохо.

Элиас не понимал, сколько прошло времени после нападения Итона. Но если судить по тому, как он то приходил в себя, то терял сознание, это случилось давно.

В этот раз, когда разум вынырнул из блёклого пространства, доступного лишь благодаря наркотикам или значительной кровопотере, Элиас почувствовал аккуратные касания чьих-то пальцев. Вокруг раздавались голоса.

— Он будет сильным, Айседора. Гораздо сильнее тебя.

Подождите-ка, он знал этот голос. Диомед. Значит, волосы аккуратно перебирает Айседора. Элиас неглубоко вдохнул и убедился, что это была она. Её запах, аромат яблок и женщины.

— Ты беспокоишься, что он мне навредит.

Кто? Он? «Да ни единого шанса», — подумал Элиас. У него даже не было сил открыть глаза. Как он смог бы навредить? Да и в любом случае, ни за что не поступил бы так снова.

Под звуки голосов Элиас вновь отключился и пропустил остальную беседу. Он очнулся, почувствовав лёгкое давление на губах, и завораживающий голос Диомеда прозвучал у самого уха:

— Пей, упрямец. Прими мою кровь, Элиас Фонтана, позволь ей тебя излечить, связать нас и сделать тебя моим.

Слова были ясны, смысл — не слишком. Но как только капля крови Диомеда упала на кончик языка Элиаса, его будто прошило разрядом тока.

По телу мгновенно пронеслась волна адреналина, а вкус во рту был почти наркотически привлекательным. Элиас поднёс ладони к руке возле рта и крепко в неё вцепился, удерживая на месте.

Предплечье Диомеда было твёрдым как камень, запястье, из которого пил Элиас, — крепким, и с протекающей по телу силой сереброволосого вампира боль исчезла и сменилась мощной эйфорией.

Рана больше не ныла, Элиас продолжал глотать кровь, которой, казалось, не мог насытиться, и в этот момент понял, что Диомед его спасал.

После того, что Элиас сотворил с Айседорой, Таносом и даже ублюдком Итоном, Диомед дарил ему жизнь, вечную жизнь, судя по зарождающимся ощущениям.

Прежде чем ему удалось хоть как-то уложить в мыслях это сумасшествие, в голове впервые раздался голос Диомеда: «Я очень надеюсь, что ты выживешь. Мы теперь навсегда связаны, все трое.