Шрифт:
Закладка:
– А еще он тебя пытал.
Рома отмахнулся.
– Это не больно. И я заслужил.
Мы зашли в гараж за Ульфиром. Он добрался до второго ящика с картошкой, съел больше половины и теперь лежал на крыше автомобиля, тяжело дыша. Рома истерики не устроил.
– Придется потратить заначку, купить новой картошки, – вздохнул он.
Мы вышли из гаража и через пять минут были возле автобусной остановки, под двумя старыми ивами. Рома достал из кармана проездную “Бьен-карту”.
– На трамвае поедем?
– Может, пешком? Зайдем ко мне, я Ульфира дома оставлю.
– Мы успеваем?
– Куда?
– На уроки.
– А. Более чем. Я уже забыл, что такое уроки. Эй, Ульфир, как ты там?
– Хорош-ш-о, – донеслось из рюкзака.
Мы свернули на пешеходную улицу Лие. Она известна авторскими кофейнями, хендмейд-магазинами и прочими модными заведениями. Популярна у молодежи, особенно у студентов. Когда-то мэрия провела конкурс, по результатам которого обнулила самым креативным предпринимателям стоимость аренды. Это оживило квартал, привлекло туристов, горожан и инвестиции.
– Погулял бы здесь с Таней? – спросил я Рому.
– С какой еще Таней?
– С Медузой.
– С чего бы?
– Да так… Наблюдательный я.
– Плохо наблюдательный.
По левую руку от нас возникла моя мечта: особняк, в котором каждый квартал проводят иммерсивные спектакли. Людей водят по старинным комнатам и коридорам и разыгрывают мистические истории. Но они 18+, и с этим почему-то строго. Потом мы прошли мимо кафе под названием “Черри и Пашка”, где черепахи ползают по барным стойкам с коктейлями на панцирях. За ним – барбершоп “Топор”, стилизованный под лесопилку.
– Рома, у меня к тебе предложение.
– Я недавно стригся.
– Да нет… Не хочешь пойти в Башню печали?
– Зачем это?
Я рассказал Роме о том, что было со мной, когда я провалился сквозь сцену.
– Почему-то мне кажется, – закончил я, – что Ригори, которого дядя Витя с дружками “прищучили” (это он так сказал) – и есть Хозяин башни. Там, внизу, я создал ночь прикосновением ладони. Наверняка это его инструмент.
Совершенно неожиданно для меня, Рома выпалил:
– Тогда не будем тянуть! Пойдем прямо после уроков. И ты убедишься, что мой сосед все сделал правильно, и казнил преступника! Да! Вот так-то!
– Откуда столько смелости?
– Я всегда был смелый.
Чтобы срезать путь, мы протиснулись в узкую улочку между чайной и сырничковой. В этот момент мне пришла эсэмэска от мамы.
Папе плохо. Вызвали скорую.
– Идем быстрее, – сказал я, чувствуя, как мое сердце проваливается все ниже и ниже, в самые недра земли.
* * *
Рома остался ждать меня во дворе. Ключ в замочную скважину не вставлялся. Руки дрожали. В дрожащие руки взять себя труднее. Все-таки дверь поддалась. Я проверил все комнаты: ни мамы, ни папы, ни Мелкого. Сидя на родительской кровати, я достал телефон, позвонил маме и несколько секунд слушал в песню “Шепот звезд” Петра Громора[31] вместо гудков.
– Да, сынок?
– Мам, что происходит? Вы где? Как папа? Я пришел домой, тут никого.
– А почему ты не в школе?
– Мне к четвертому уроку. Где вы?
– Мы едем в больницу. Не переживай. Все хорошо.
– Как папа?
– Ему что-то вкололи, стало полегче. Моргает – привет тебе передает.
– Ему тоже привет. А Мелкий где?
– В садике, где же еще. Дим, тут неудобно держать телефон. Я позвоню тебе, когда что-то станет известно.
– Хорошо. Пусть папа поправляется!
На маминой тумбе стояла наша семейная фотография. Первая в полном составе семьи – когда родился Мелкий. Мы с папой тогда поехали в роддом. Я радостный на фотке, потому что меня с уроков забрали. Пожалуйста, пусть все будет хорошо. Так же, как в тот день.
Я перешел в свою комнату. Задернул шторы. Открыл рюкзак.
– Слушай, Ульфир. Ты в рюкзаке останешься? А может, я тебя в шкаф пересажу? Там тоже темно, но просторнее, сможешь лапки вытянуть. Я тебе одеяльце дам.
В ответ послышалось тихое всхлипывание.
– Эй, ты чего?
– Одеяльце, – сказал Ульфир. – Я никогда не укрывался одеяльцем. Мне всегда доставались сырые места. Хуже, чем этот рюк… зак.
– Вот и славно.
Я открыл шкаф, вытащил оттуда скомканные рубашки и джинсы, положил рюкзак, а рядом – детское одеяло Мелкого. Расстегнул молнию.
– Поспи, пока не стемнеет, – сказал я. – А когда стемнеет – тоже поспи, ты сегодня молодец. Ульфир?
– Што.
– Спасибо тебе. Забирайся под одеяльце.
В ответ услышал шорох, и почти сразу – детское беззаботное сопение. Я взял пенал, чистую тетрадь в клетку и Тетрадь с гоблинами. Напоследок зашел на кухню, взял со стола банан и увидел распечатанный конверт. Вытащив плотный лист бумаги, прочитал:
Судебное извещение. Истец: Коломка Леопард Леопардович.
Мамин бывший начальник… Подает на нее в суд! Увидев сумму, которую он собирается взыскать, я еле удержал отвалившуюся челюсть.
– Кто домики-то разрушил? Что случилось? – спросил Рома, когда я вышел во двор. Не только домики, подумал я.
Все рушится.
Почему-то. И как-то так.
* * *
Когда мы подошли к школе, мама прислала эсэмэску: «Все хорошо! Папе вкололи адреналин. Он улыбается. Вовремя успели». «Его оставят в больнице?» – написал я. «Пока да».
Мне полегчало, хоть я по факту ничего и не знал. Что у папы? Будет ли он здоров? Иськин и Сидорович бегали по школьному двору и обливали всех водой из бутылок. К ним присоединились Степа, Рита, Сеня, Дали, малышня из начальной школы. И я. Я взял свободную бутылку, побежал в туалет, налил в нее воды и вылил литр на голову Темы Крупного.
– Э, ты очумел?! – взревел Тема и погнался за мной. У меня появилась какая-то необъяснимая вера в свои силы, я легко уворачивался от лапищ главного гопника класса. Потом Тема тоже взял бутылку, и в итоге двор превратился в водяное месиво. Рома отказался принимать в этом участие, мол: “Я простужусь”. Когда я выбежал с очередной порцией, заприметил Аннет. Она возвращалась не то из магазина, не то откуда-то еще, и я брызнул в нее.
– Дима! – воскликнула Аннет, опешив. А я посмотрел на нее – с мокрыми волосами – и почувствовал, что мои глаза заблестели. Она тоже это как будто почувствовала и… ничего не сказала. Ну, то есть, даже не оскорбила меня, а просто ушла. Это тоже результат, если хотите знать.
Я увидел новых жертв: “Главного” собственной персоной и его шайку. Они шуровали в мою сторону, я налетел на них, и – Н-НА! Вы бы видели лицо этого придурка! Мокрое лицо слизняка.
– Ты доиграешься. Сегодня вечером здесь, понял? Мой брат придет. Чтоб был.
– Ты