В просветах между тучами над объятой пламенем деревней видно было, как извивается змеиное тело – такое огромное, что целиком не разглядеть. На животе сверкала серебром чешуя. Ямагами! Бесконечные разряды молний напоминали золотые древесные корни, соединяющие дракона с землей.

Надзукихико кое-как вытащил Сихо на берег, однако, почувствовав такой же запах, как той ночью, когда он потерял своих товарищей, позабыл все мысли и замер.

Внезапно девушка закашлялась, перевернулась на живот и стала выплевывать воду.

– Госпожа Сихо! Вы живы!

Он хлопал ее по спине. Девушка не сразу осознала, что происходит, но вскоре побледнела.

– Что случилось?

– Ямагами узнал, что вас бросили в озеро.

Собственный голос звучал далеко, как будто они все еще находились в воде. Сихо каким-то образом поняла, что он сказал, и при виде чешуйчатого тела между тучами над своей головой с шумом вдохнула воздух.

– Это что, Цубаки?!

У них на глазах молния попала в храм. И тут они заметили. Среди бегущих людей лишь дядя Сихо сидел без сил, глядя на пылающую деревню. Прямо над ним среди грязных облаков появился золотистый глаз и посмотрел на него.

– Цубаки! Нет!

Сихо попыталась броситься к нему, но Надзукихико закричал:

– Нельзя!

Он ухватил ее за одежду, однако девушка выскользнула из ткани. На ее дядю обрушилась гигантская молния. Надзукихико попытался закрыть глаза, но все вокруг окрасилось бело-голубым цветом.

Это был даже не звук, а удар: земля загудела и задрожала так, что невозможно было удержаться на ногах, и на ворона низвергся жар. Он рухнул на землю и долго не мог пошевелиться, а когда пришел в себя, понял, что ничего не слышит.

Надзукихико опасливо открыл глаза – и не мог поверить. Тишина, казалось, оглушала. Дома все еще горели, но молнии больше не сверкали, черные облака и дракон тоже исчезли. Под обычными серыми дождевыми облаками стоял, не шевелясь, юноша с растрепанными волосами.

– Сихо?

Перед Ямагами, снова принявшим человеческий облик, лежали друг на друге два человека. Тот, что снизу, был крупнее, но маленькое тельце сверху, словно прикрывшее его, выглядело гораздо хуже. Оно обгорело дочерна, от него поднимался тоненький белый дымок. Пахло горелой человеческой плотью.

– Сихо! – отчаянно закричал Ямагами.

Она не ответила на слова бога, которого любила как сына.

Только теперь наконец пошел дождь.

* * *

– Как она? – Запыхавшись, в больницу примчался Танимура, все еще в траурных одеждах после похорон Хисано.

Казалось, так много времени прошло после внезапной смерти бабушки Сихо!

Надзукихико слабо покачал головой. В палате, куда привезли девушку, суетились, бегали туда-сюда врачи и медсестры.

– Она выживет?

– Не знаю. Из-за разряда в голову была остановка дыхания, от ужасных ожогов у нее шок. Говорят, внутренние органы тоже пострадали.

К тому же, как бы ни старались врачи, ожоги Сихо все-таки были непростыми.

– Молнию на нее обрушил Ямагами, но сил исцелять у него нет. Такие раны могла излечивать только госпожа Сихо. А теперь она сама на грани между жизнью и смертью из-за таких же ожогов.

– Так, значит, она… – начал было тэнгу, но замолчал.

Дождь усиливался, и казалось, не закончится никогда.

* * *

Аппарат рядом с койкой Сихо мерно гудел. Стоя на коленях у ее кровати, Цубаки смотрел в лицо матери. Как он ни отводил взгляд, в глаза бросался цвет обгоревшей кожи, видневшейся между бинтами. Подавленный своей беспомощностью, он прижал ее руку к своему лбу.

– Прости.

– За что ты извиняешься? – услышал он ужасно хриплый голос.

Ямагами поднял голову, словно его кто-то дернул за ниточку: лицо девушки было так же закрыто бинтами, как и руки, но на него смотрели ясные глаза.

– Сихо!

– Со мной все хорошо.

Заметно, что она с трудом терпит боль. Но когда не получила ответа, Сихо слегка пошевелилась.

– Я не собиралась спасать дядю. Просто хотела остановить тебя.

Вот только приняла на себя молнию, которую Ямагами в гневе направил на ее обидчика.

– Так что я в порядке.

Ее голос звучал спокойно, но грудь Цубаки разрывалась от боли.

– Какой же это порядок?!

– Ты же сам понимаешь.

Она как будто улыбалась и говорила с неколебимой уверенностью.

– Ты ведь не собирался убивать моего дядю. Поэтому со мной все хорошо. Не волнуйся, я скоро поправлюсь. Так ведь?

От ее ласкового голоса лицо Цубаки исказилось.

– Прости…

– Не надо так извиняться.

Сихо прекрасно понимала, что выжила вовсе не благодаря чуду.

– Я рада.

Ее голос звучал слабо, как дыхание, его было трудно расслышать, но Цубаки старался не пропустить ни слова.

– Если бы это случилось немного раньше, ты непременно попытался бы уничтожить моего дядю. А сейчас – нет. Ты изменился. Вырос. И я очень рада.

Из глаз Цубаки потекли слезы, и он не пытался их удержать.

– Сначала я хотел его сжечь. Сразу понял, что этот человек – причина всех бед. Он мучил тебя, он мой враг. Поэтому я решил убить его, но…

– Но не убил!

Перед тем как Ямагами обрушил на врага молнию, перед его глазами блеснула улыбка Сихо. Времени подумать не было. Он лишь понял, что пришел в себя, и в тот же миг желание убивать, которое он вложил в молнию, ослабло. Хотя он еще не знал, что это спасет Сихо жизнь.

– Так почему же? Я ведь считал, что он должен умереть, и вдруг понял, что уже не могу так думать.

– Вот и хорошо. – Сихо с трудом вздохнула. – Теперь я могу не раскаиваться в том, что сама вернулась на священную землю. Поэтому позволь мне сказать тебе…

Она улыбнулась Цубаки:

– …Спасибо.

– Сихо!

С бесконечно ласковой и теплой улыбкой она снова погрузилась в сон. Ее лицо было спокойно. Цубаки знал, что она будет жить. И все же не мог вынести мысли о том, что она чуть не погибла прямо перед его глазами.

– Это я должен тебя благодарить.

Он не мог сдержать слез. Сихо была так ласкова с ним, что это казалось жестоким.

– Спасибо, Сихо.

Жрицы, которые способны привести бога в человеческий мир и разделить с этим богом душу. Те, что любят бога и любимы им, те, в ком живет частица его души, – те, кого называют Тамаёри-химэ.

– Ты даже не представляешь, сколько раз ты меня спасла! Спасибо тебе, моя Тамаёри-химэ.

И поэтому прощай.

* * *

Крыша больницы была вся в лужах. Отдельные дома и большие здания утонули в тяжелых струях дождя, будто оказавшись на дне водоема.