– Я предлагаю обсудить это в другое время, – с нервным смешком вмешивается в разговор дядя. – Сейчас лучше поскорее уладить недоразумение с «Холмингсом» и приступить к работе.

– Это точно так же подождет до утра, как и ваш план сокращения, – говорю я твердо, чувствуя нарастающую тревогу от накалившейся обстановки. – Алекс, объясни, пожалуйста.

Финансовый директор подскакивает со своего места и торопливо забирает со стола свой ежедневник и ту самую позолоченную ручку.

– Прошу меня извинить, – бормочет он, избегая смотреть на меня. – Если мы подпишем договор с «Холмингсом», то это совсем другое дело и…

– Как интересно, – заявляет Алекс, презрительно переводя взгляд с него на дядю и обратно. – А вам, Андрей Викторович, тоже пора? Или, может, расскажете вашей племяннице, кто подкинул Кириллу идею сотрудничать с кипрскими компаниями?

Если до этого дядя казался мне не в меру раскрасневшимся, то после этих слов с его лица словно сошли все краски. И впервые с момента появления Александра в кабинете смысл сказанного обрушивается на меня, как гром с ясного неба.

Господи, к чему он клонит? Неужели наш родной человек мог подставить компанию? Кирилла? Меня?

– Ты кем возомнил себя! – шипит дядя, вскакивая на ноги. – У тебя нет никаких доказательств. Все эти годы именно ты и твой отец пытались развалить «РусПринт»!

– Неужели? – холодно чеканит Александр. – А что, если у меня есть доказательства? И их хватит, чтобы место подозреваемого во всей этой грязной истории занял не Кирилл, а вы, Андрей Викторович?

– Мразь! – цедит он, ударяя кулаком о глянцевую поверхность дубового стола. – Кто дал тебе право лезть в наши семейные дела?

– Вряд ли вас можно назвать семьей для Лили и Кирилла, – замечает Алекс пренебрежительно. – По крайней мере, в моем понимании члены семьи так себя не ведут.

– Ты об этом пожалеешь, – негодует дядя, сдергивая со стула свой пиджак.

– Это вряд ли, – отзывается Алекс, а потом мрачно добавляет: – И не советую вам покидать город и тем более страну. Будет забавно, если вас арестуют прямо в аэропорту – тогда это точно появится в вечерних новостях.

Бросив на Алекса полный ненависти взгляд, дядя стремительно покидает кабинет. Вслед за ним так же торопливо исчезают финдиректор и начальница отдела кадров.

– Как давно ты знал об этом? – шепчу я, отчаянно пытаясь не разреветься от еще одной потери, как мне казалось, близкого человека.

– Начал подозревать несколько дней назад. Сегодня убедился.

– Но он же наш дядя! – Мой голос срывается на крик. – Папин брат. У нас с Кириллом кроме него и бабушки никого нет.

– Рискну предположить, что его не устраивало то, что владение компанией разделили между тобой и Кириллом, – задумчиво говорит Алекс. – Это жизнь. Деньги порой затмевают людям разум.

– Но разве это повод поступать так с нами? Если бы не ты, Кирилл все еще был бы в тюрьме!

– Ты переоцениваешь мои способности.

– Я знаю, что это ты помог ему, – произношу с горячностью, которая поражает меня саму. – Можешь отрицать, но я это знаю.

Уголки губ Алекса слегка приподнимаются в улыбке, но его лицо остается нечитаемым.

– И давно ты стала такой проницательной?

Я опускаю глаза на пальцы, которые в волнении теребят подол юбки.

– Это не проницательность.

– Тогда что это, Лиля?

– У меня было время подумать. Сопоставить факты, слова и поступки. Я все их помню.

– Странно. – В голосе Алекса появляются насмешливые хрипловатые нотки.

– Что? – уточняю я, внезапно ощущая, как жаркая волна прокатывается по телу.

– Говоришь, что все помнишь, но номер моего телефона, кажется, все-таки забыла.

Мне кажется, что из легких резко выкачали весь воздух. Судорожно вдыхаю, ощущая, как пылают щеки, но все же заставляю себя встретить внимательный взгляд Александра.

– Я не забыла твой номер. – К моему удовлетворению, голос хоть и звучит тихо, но по крайней мере не дрожит. – Просто сказать хотела так много, что всякий раз терялась под грузом слов. Знаешь, признаваться в своих ошибках непросто. Особенно когда не знаешь, чего ожидать в ответ.

– Ты так образно говоришь, – с сумрачной улыбкой произносит Алекс. – Но, кажется, немного усложняешь.

– Извини меня.

Улыбка на красивом лице медленно угасает, и теперь он хмурится, будто не понимает смысл моих слов.

– Извинить тебя? – повторяет он. – Dio, за что?

Не знаю, почему мне было так сложно позвонить ему, ведь сейчас, когда Александр рядом, слова льются из меня нескончаемым потоком. Нет смущения, неуверенности, обиды и горечи – есть только желание говорить с ним, чтобы он знал правду, чтобы понял, что я на самом деле чувствую.

– За то, что не позвонила. За то, что тогда уехала, не попрощавшись. За то, что не дала тебе время, о котором ты просил, – перечисляю на одном дыхании. – И еще…

– О, стоп! – просит Александр, вскидывая перед собой руки ладонями вверх. – Тебе не стоит просить за все это прощения.

– Я так не думаю, – возражаю я, ощущая потребность наконец выговориться. – Я виновата перед тобой.

Алекс морщится и вскакивает на ноги, начиная расхаживать по кабинету взад и вперед.

– Я виноват перед тобой куда больше, – произносит он нехотя.

– Неправда. Ты помог мне, – напоминаю я. – И Кириллу, хотя, кажется, не хочешь этого признавать. Даже сейчас ты пришел сюда, чтобы открыть мне глаза на грязные дела моего собственного дяди, хотя не обязан был. Ты…

– Лиля, ты идеализируешь мои поступки. Это объяснимо, потому что ты добрая и доверчивая, но в корне неверно. Я совсем не такой белый и пушистый, как ты думаешь, и в каждом случае у меня могли быть свои мотивы, – напряженно произносит Алекс, нервно ероша волосы.

– А у тебя они были? – уточняю осторожно.

Алекс бросает на меня тяжелый взгляд:

– Давай мы не будем сейчас об этом? Мы обязательно поговорим с тобой начистоту, но сейчас, мне кажется, самое время тебе обсудить с братом, что вы будете делать дальше, – и, когда я посылаю ему непонимающий взгляд, поясняет: – С вашей компанией.

В этот момент я чувствую себя круглой дурой. Причем не только в глазах Алекса, но и в своих собственных тоже. Конечно, он прав. Прямо сейчас рушится наследие папы, а я развожу демагогию. Для всего этого еще будет время. Или нет. Но разговор с Кириллом сейчас имеет первостепенное значение.

– Я снова делаю все невпопад, – говорю я расстроенно. – Ты прав. Я просто… Столько всего навалилось, что иногда мне кажется, словно я в шторм пошла купаться, а теперь не могу выплыть. И только на горизонте виднеется берег, меня мощной волной