– Нам нужно попасть внутрь, – кричу я Лиз и парням. – Вам придется вытащить меня.

В ту же секунду они начинают тянуть меня назад за жилет. Я невольно вскрикиваю, потому что руку пронзает боль.

– Черт. Надо быть осторожнее, – говорит Энди и нагибается к моему лицу. – Ты в порядке?

– Да, – я пытаюсь улыбнуться, но моя улыбка наверняка больше напоминает гримасу. – Я потерплю.

– Хорошо, – говорит он и кивает остальным. Они снова тянут меня за жилет, и рука выскальзывает из прорези. Металлическая окантовка царапает локоть, и я падаю спиной на бетонный пол. Я вижу, как Лиз осторожно открывает дверь и берет Генри за руку. Поднимаюсь с пола и пытаюсь согнуть руку. Осматриваю ссадины и понимаю, что завтра появятся большие синяки. Однако сейчас я не чувствую боли, потому что меня охватывает эйфория. У меня получилось. Генри все еще жив, и я сделала то, зачем каждый полицейский приходит в профессию: спасла человека.

Через некоторое время я сижу в больнице и смиренно позволяю медсестре нанести антисептик на мои ссадины. Сын Генри со слезами на глазах пожал мне руку, а я улыбнулась и кивнула в ответ. Я наблюдаю за тем, как он держит своего отца за руки и нежно целует в лоб. На секунду мне кажется, что я поняла, в чем смысл жизни. В глубине души я уже приняла решение. Я кладу руки на живот и улыбаюсь. У меня будет ребенок.

* * *

У меня трясутся руки, когда я беру телефон и набираю номер Джона. Я заперлась в своей комнате, чтобы позвонить. Он отвечает со второго гудка.

– Привет! С тобой все в порядке?

В его голосе чувствуется напряжение. Я перехожу сразу к делу, без преамбулы.

– Слушай, я знаю, что вчера ты решил, будто я тебя избегаю. Понимаешь, нам нужно поговорить. Я бы приехала к тебе, но на поезд в воскресенье не сядешь – на путях ведутся работы. Ты можешь приехать ко мне?

Я хожу по своей маленькой комнате.

Джон медленно выдыхает.

– О чем ты хочешь поговорить?

– Мы не сможем обсудить это по телефону. Пожалуйста, Джон, не задавай вопросов. Пожалуйста, просто приезжай.

– Элис, если ты хочешь порвать со мной, просто сделай это сейчас. Я не хочу ехать из Уолтамстоу в Чесхант ради того, чтобы ты меня бросила.

Я тру лоб рукой от отчаяния.

– Джон, я вовсе не собиралась этого делать. Пожалуйста, просто садись в машину.

Долгая пауза.

– Твои родители дома?

Он еще никогда с ними не встречался.

– Да. Не беспокойся, мы поговорим снаружи. Припаркуйся в дальнем конце улицы. Мы можем посидеть у тебя в машине.

– Очень романтично, – говорит он и ненадолго замолкает. – Ладно, скоро увидимся.

– Спасибо, – отвечаю я, закрывая глаза. – Увидимся.

У него уходит около сорока пяти минут на дорогу, и все это время я бегаю от комнаты к ванной, потому что меня тошнит от волнения. До этого момента я не понимала, что означает выражение «ломать руки». Я думала, что писатели используют его, просто чтобы передать степень встревоженности персонажа. Однако оно вполне буквальное. Я чувствую в руках то жар, то холод, то колики. Они ни на секунду не остаются без движения: хватаются друг за друга, хлопают по бедрам. Я вытираю пот с ладоней о брюки. Я не продумала, что буду говорить, потому что каждый раз, когда пытаюсь это сделать, слова путаются у меня в голове. Остается лишь ждать, когда он приедет. Когда будет рядом со мной. Тогда я просто позволю словам вылететь из моего рта.

В окно своей комнаты я вижу, как его красный хэтчбэк поворачивает на улицу. В ту же секунду понимаю, что что-то не так. Густой черный дым валит из-под капота. Я торопливо спускаюсь по лестнице и заглядываю в гостиную.

– Джон приехал.

Мама и папа отрывают взгляд от телевизора.

– Удачи! – говорит мама с улыбкой.

– Ясно, – говорит отец. – Где там мой дробовик?

Мама обо всем рассказала ему вчера вечером. Это папин черный юмор. Или его способ смириться с новостью.

– Очень смешно, пап, – говорю я, закатываю глаза и выбегаю из двери.

Запах гари ударяет мне в нос, когда я закрываю за собой калитку. Мы живем в тихом городке в окрестностях Лондона. Мелкие капли дождя падают мне на лоб, пока я иду в конец улицы, где в сумерках дымится хэтчбэк Джона. Когда подхожу ближе, двухметровый Джон вылезает из своего маленького автомобиля.

– Что случилось? – спрашиваю я.

Видно, что он в стрессе, и я сочувствую ему. Вдруг я сейчас разрушу его жизнь? Он проводит рукой по коротким волосам и открывает капот. Дым валит, и он начинает кашлять. Я хочу подойти ближе, чтобы помочь, но что-то останавливает меня. Я прикрываю руками рот и нос, думая о токсинах в этом черном облаке.

Джон начинает говорить в перерывах между кашлем:

– Индикатор неисправности двигателя загорелся на полпути к тебе, а затем температурная стрелка взлетела, – он пытается разогнать дым руками. – Хотя бы огня нет. Надеюсь, дождь остудит двигатель.

– Как раз вовремя, – говорю я, пытаясь пошутить.

– Дым повалил за десять минут до того, как подъехал к тебе. Мне стоило повернуть обратно, но я не мог этого сделать.

Он смотрит на меня. Между нами повис вопрос: зачем ты заставила меня приехать? Мы стоим примерно в двух метрах друг от друга. Он – перед капотом, я – на плавном повороте дороги. Я знаю, что он не станет подходить ближе, ведь он даже не знает, зачем я попросила его приехать. Я сама должна это сделать. Подхожу ближе и останавливаюсь в нескольких сантиметрах от него. Я бы хотела поцеловать его, но не могу, потому что не знаю, что вот-вот произойдет.

Я открываю рот, чтобы что-то сказать. И не могу решиться.

– Тебе нужно позвонить в страховую компанию.

– Я разберусь с машиной через минуту. О чем ты хотела поговорить? – он смотрит на меня, и на нас падают капли дождя. Морось превратилась в ледяные капли, и я ежусь, когда они попадают мне за шиворот. Он смахивает капли, которые скопились у него на линии роста волос. – Я бы предложил посидеть в машине, но там полно дыма.

Я смотрю на красный автомобиль, чтобы не встречаться с ним взглядом, и наконец говорю:

– Я беременна.

За моими словами следует короткая пауза, во время которой я решаюсь взглянуть на него. Он смотрит вниз и закусывает губу.

– Я предполагал, что дело в этом.

– Правда? – удивляюсь я.

Он улыбается.