А Джонни Блэк был в то время в Техасе: «Как раз начался праздник тела Христова — я поймал хьюстонскую радиостанцию, и там играли «That's All Right, Mama». Он сразу же узнал и песню, и голос, и характерный бас Билли и заявил жене: «Возвращаемся в Мемфис — там происходит нечто важное, и пропустить это я не могу».

После шоу в парке Овертон «That's All Right, Mama» стала, пожалуй, самой продаваемой в Мемфисе пластинкой. Все диск–жокеи принялись ее проигрывать — складывалось впечатление, что они боятся не успеть на набирающий скорость поезд. Ронни Смит обратился к Эдди Бонду, чтобы тот поговорил с Элвисом насчет совместной работы, но Элвис выразил ему свою признательность и сказал, что уже работает со Скотти и Биллом, и работает усердно. Для Элвиса и Дикси наступило время идиллии — затишье перед бурей, все знали, что вот–вот что–то важное должно произойти, но продолжали заниматься своими прежними делами. Оглядываясь назад, Дикси считала, что именно с этого момента все и покатилось под откос, что она начала терять его — внешний мир предъявил свои требования, но в тот момент она была преисполнена гордости за него: на него были обращены все взоры, а он был ее парнем и она собиралась стать миссис Пресли!

Они продолжали ездить в парк Риверсайд, по–прежнему угощались молочными коктейлями в маленьком парке возле дома Дикси, ели гамбургеры в закусочной Леонарда, смотрели фильмы в кинотеатре для автомобилистов и посиживали вечерами на крыльце. Элвис попросил Чарли Хэйзелгроува поместить пластинку в джубокс «Blues Shop», а также самолично отнес пластинку на роллердром «Рэйнбоу» — его владелец Джо Пьераччини вспоминал, что Элвис постоянно гонял ее в тамошнем джубоксе. Иногда они репетировали в химчистке брата Скотти. Дикси слушала их репетиции, а мысли ее были заняты совсем другим. Элвис рассказал ей, что Songfellows ищут нового вокалиста — Сесил от них ушел и заменил его в «Братьях Блэквуд», — и, хотя его попросили присоединиться к группе, он вряд ли теперь примет это предложение: ему интересно, каков будет результат его нынешнего проекта. Дикси, которой и представить было трудно уровня более высокое, чем певец в квартете, лишь молча кивала. Ведь все, чего бы он ни захотел, все получалось.

Воскресным вечером спустя неделю или пару недель после шоу в парке Овертон она вместе с ними отправилась в Западный Мемфис на радиостудию KWEM — группе предстояло выступление. Несколько вечеров перед этим они репетировали в гостиной Скотти — Скотти вел репетицию, Бобби кормила всех бутербродами, а Элвис говорил, что бы ему хотелось спеть. Случалось, он знал всего две–три строчки из песни, и тогда все присутствовавшие начинали судорожно вспоминать текст. А случалось — если это была песня, которую она или Элвис слышали у Чарли, — что слова вспоминала сама Дикси, или же Элвис произносил некое подобие текста, и тогда они переходили к следующей вещи. Самую активную роль в «образовании» Элвиса играли Скотти и Билл. «Они учили его, как надо правильно стоять перед микрофоном, — рассказывала Эвелин, жена Билли. — Они объясняли, как держать гитару, и вообще, как надо вести себя у микрофона. И он все это усвоил». «Можно было подумать, что мы его усыновили, — вспоминал Бобби Мур. — Мы должны были устроить все таким образом, чтобы он никуда не опоздал, а после вовремя попал домой — и при этом не ввязался бы ни в какие неприятности! Он же был сущий ребенок — все верно, очень милый парень, но он мог вести себя как то еще исчадие ада!»

По словам Бобби, когда за дело брался Элвис, «все вокруг начинали кататься от смеха»: Элвис играл свою роль всегда, и всегда играл ее с полной отдачей. Скотти же — кстати, тоже ценивший и понимавший добрую шутку — полагал, что всему должно быть свое время и место. Как–то раз Скотти и Билл грузили аппаратуру после второго или третьего воскресного концерта в «Бон Эйр»; Элвис и Бобби тем временем стояли возле машины. «Вышел Скотти и положил свой усилитель в багажник, а Элвис сказал: «Я вот тут подумываю, как бы мне назначить свидание твоей жене». Скотти промолчал, а я подумал: «О–го–го, тебе не следовало бы говорить этого!» И хоть Элвис ничего такого даже и помыслить не мог, Скотти тем не менее не проронил ни слова. Он сел за руль, а я сказала: «Полезли–ка в машину, парни, пока он не укатил без нас». Я‑то знала, что он не воспринял слова Элвиса как шутку».

Как–то раз после концерта Элвис долго не ложился спать — Бобби не предполагала, что тот будет бодрствовать всю ночь, но Скотти спросил: «Ты что же, еще не постелил тренеру?» — и я принялась готовить постель. Элвис же, похоже, не знал, что такое усталость: он мог провести на ногах всю ночь после концерта; при этом он непременно мерил помещение шагами. И, надо сказать, это был весьма бесцеремонный тип! Ему ничего не стоило пройтись по спящему дому, заглянуть в спальню хозяев — всякий раз, оказываясь в кухне, он бросал любопытный взгляд на холодильник! Потом он снова ходил, открывал входную дверь, некоторое время «проверял улицу». Он просто не мог сидеть на одном месте. Когда такое происходило, на следующее утро Скотти обычно говорил: «Элвис любит, когда его яйца варятся твердыми, как рок[10]. Поэтому я варил для него яйца как можно дольше, потому что и сам люблю, когда они крутые донельзя. Элвис усаживался за стол и спрашивал: «А еще чуть–чуть подержать их нельзя?» Ну что ж, я варил яйца дальше, а он наворачивал себе гору бутербродов — но самое противное заключалось в том, что к яйцам он едва притрагивался! Кусал раз или два и больше к ним не прикасался. Именно это я и запомнил, когда он первый раз не ночевал дома. А мама всегда дожидалась его — она говорила, что не может заснуть, пока Элвис не вернется. Не знаю, может, он позвонил ей, предупредил, чтобы она его не ждала».

К обязанностям менеджера Скотти относился очень серьезно. Он и Сэм пришли к выводу, что нет смысла устраивать Элвису концерты в тех крысиных норах, где одно время выступали Скотти и Билл. Вместо того Скотти стал подыскивать для него приличные места в радиусе семидесяти пяти миль от Мемфиса, которые нуждались