У бедной Кимми не было ни единого шанса.

Иногда Кимми хотела, чтобы с Анной случилось то же, что и с ней: чтобы от нее отмахнулись, как только взгляд Вронского зацепится за очередной блестящий объект. Но порой она надеялась, что Анна была той девушкой, которая обладала властью уничтожить его раз и навсегда. Если кто-то и мог сделать это, то, конечно же, идеально-недостижимая Анна К.

Кимми знала, что подобные сценарии – чистые домыслы. Она лишь несколько минут видела, как Анна и Вронский танцевали в клубе, и не заметила, чтоб они целовались. Она даже спросила сестру, целовалась ли Анна с Графом на вечеринке, но Лолли заверила ее, что нет. У Анны был бойфренд, и она никогда бы не повела себя как последняя сучка по отношению к Гринвичскому Старику. Однако это не укрепило надежды Кимми на собственные ее шансы с Вронским. Она-то видела, как он смотрел на Анну, когда они танцевали. Он никогда не смотрел на Кимми таким взглядом.

Сейчас Кимми находилась в том состоянии, когда в глубине души понимала, что больше всего ненавидит себя. Как она могла столь легко поддаться чарам Вронского? Как могла поверить, будто он любит ее так же, как она любит его?

Остановившись у прилавка с японской уходовой косметикой «Эс-кей-II», Кимми еще раз попыталась убедить маму отпустить ее домой, чтоб она могла дуться весь день напролет. Но родительница осталась тверда и отказалась.

– Тебе нужно пообедать. Может, у тебя недостаток железа. Я хочу, чтобы ты поела красного мяса. У тебя эти дни? Насколько сильно? – уточнила мать буднично, как будто спрашивала о погоде.

– Мама! – Нижняя губа Кимми задрожала, когда она попыталась не разреветься. – Есть ли предел твоей бестактности? Словно моя жизнь еще недостаточно трудна, чтобы говорить о моем цикле, когда мы пришли в «Сакс»!

Пока Кимми ковырялась в салате с мясом, который заказала для нее мать, она узнала, что доктор Беккер сказал Даниэлле, оставшись с ней наедине после осмотра Кимми. Врач написал официальную записку, которая гласила, что девушке нельзя посещать школьные занятия до конца недели. Кимми вздохнула с огромным облегчением. Док подумал, что, наверное, она еще не полностью оправилась от травмы, прервавшей ее карьеру, и, вероятно, ее нынешняя депрессия была способом справиться с проблемой.

Но еще Беккер прописал отдых и порекомендовал несколько лучших психиатров, специализирующихся на подростках.

– Он считает, я должна показаться психиатру? – спросила Кимми, распахнув глаза от ужаса.

– Не будь мелодраматичной. Кимберли, половина девочек в Спенсе посещают психиатра. – Со стороны матери это было преуменьшение, но к делу не относилось.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, мы можем не говорить об этом здесь? Давай подождем и посмотрим, что покажут анализы крови. Ну а вдруг у меня лейкемия, и я умираю? Разве ты не почувствуешь себя виноватой за то, что заставила меня идти к мозгоправу? Я больна, мама, это не проблемы с головой! – Кимми ощущала некоторый стыд за то, что говорит подобные вещи, но ей было все равно. Она так сильно устала. Кто бы мог подумать, что можно чувствовать такую усталость в пятнадцать лет?

– Мама, ты вообще меня слушаешь? – заскулила она, заметив, что Даниэлла набирает под столом эсэмэску.

Мать часто повторяла ей или сестре, что разговаривать по телефону во время приема пищи – явный признак невоспитанности, а теперь делала то же самое? Кимми знала, что родительница отвлечена собственной личной жизнью, и на мгновение поддалась подлому желанию, чтоб мама все еще страдала по поводу развода. Возможно, тогда она с большим сочувствием отнеслась бы к бедственному положению дочери.

Все это время Кимми держала стакан с водой, сжимая его… крепко. И запомнила лишь хлопок, который раздался будто бы позади нее, а затем вода вдруг оказалась у нее на коленях, а мать вскочила настолько быстро, что чуть не опрокинула стол.

Кимми не чувствовала боли, но Даниэлла схватила ее правую руку, обернула кисть салфеткой, и белая ткань тотчас окрасилась красным. Внезапно Кимми окружили два официанта и менеджер ресторана, и все сходили с ума от количества крови.

И Кимми опять оказалась в смотровой доктора Беккера. Глядя на свою (уже обмотанную бинтом) руку, Кимми заметила, что чувствует себя немного лучше, хотя «лучше», возможно, было не совсем подходящим словом. Она как-то успокоилась. Нет, неверно. Это было совсем иным: мгновенным отсутствием страдания, и отсутствие ощущалось как нечто очень желанное.

Доктор считал, что швы не нужны. Он использовал хирургический суперклей, чтобы заклеить самый глубокий из трех порезов на ее руке, и наложил пластырь на оставшиеся царапины. Он отослал Даниэллу в комнату для ожидания. Беккер хотел поговорить с Кимми наедине. Второй раз за два часа педиатр Беккер пристально смотрел на пациентку поверх своих модных очков без оправы.

– Неужели это действительно несчастный случай? – тихо спросил он. – Посмотри мне в глаза и скажи правду.

– Да. Несчастный случай. Стекло было с дефектом, – ответила Кимми. Я не Женщина-Халк и все такое. Просто… так случилось, клянусь.

Доктор Беккер молчал, и Кимми запаниковала.

– О боже, вы что, считаете, я сумасшедшая? Я читала, как некоторые становятся чокнутыми, попробовав наркотики. Это что, происходит со мной?

– Кимми, ты будешь в порядке, – заверил ее доктор Беккер спокойным тоном. – Ты сильная девочка, и я хочу, чтоб ты знала: учитывая все, что ты сообщила мне раньше, то, что с тобой происходит, нормально. В наши дни девушки-подростки испытывают сильное социальное давление. Совершенно нормально давать выход эмоциям и пугаться. Но когда здоровая реакция заходит слишком далеко… проливается кровь. То, что ты причинила вред себе, ненормально.

Кимми встретила взгляд дока собственным убийственно серьезным взглядом.

– Это был несчастный случай.

– О’кей, хорошо. Такое случается. Мне следовало догадаться. Хочешь еще один леденец? Обычно я даю только один, но сегодня – День святого Валентина, поэтому… – Беккер улыбнулся.

На сей раз Кимми не выбросила леденец в форме сердца. Очутившись в лифте, она зубами сорвала с лакомства обертку, сплюнув целлофан на пол. Она вдруг почувствовала голод, зверский голод. Она едва успела позавтракать, да и вообще уже несколько дней почти ничего не ела. Но теперь она почувствовала себя иначе. Как только она сунула леденец в рот, то впилась в него зубами, наслаждаясь хрустом, с которым тот рассыпался на мелкие кусочки. Она так увлеченно грызла вишнево-красную конфету, что даже не заметила, как двое мужчина возраста ее отца уставились на нее.

– Какого хрена вы пялитесь? – огрызнулась Кимми. – Что, не слышали? Сегодня, мать его, День