Альмод хлопнул себя по лбу. Настолько бурная ночка выдалась, что обо всем забыл. Нел вопросительно на него посмотрела.

— Я же собирался с утра порасспрашивать кое-кого кое о чем.

Проглотив свою половину почти не жуя, он подхватил со стула дублет, и обнаружил под ним еще один — тот, что скинул вчера. Постиранный и аккуратно зашитый там, где нож Нел пропорол ткань, полоснув его по ребрам.

— Принесли утром, — сказала Нел. — Я открыла, пока тебя не успели разбудить. Боялись, что украдут с веревки, а ты разгневаешься. Я досушила, мне нетрудно.

— И зашила?

— Да, — она снова смутилась. — Раз уж я его попортила.

Ее одежда, к слову, тоже была аккуратно починена.

— Нечего было делать с утра, — Нел почему-то стушевалась окончательно, уставившись в пол. — Извини, надо было спросить…

— Да нет, ничего. В смысле, спасибо.

— Не стоит. Надо было чем-то руки занять. Успокаивает.

На взгляд Альмода, рукоделие не только не успокаивало, но и здорово бесило — скука же смертная ковыряться иглой в ткани. Конечно, он нечасто этим занимался — но когда доводилось, он готов был убивать.

— Спасибо, — повторил Альмод. — Найдешь чем заняться без меня?

— То есть? — вскинулась она. — Я не буду тут сидеть в четырех стенах и ждать, пока ты соизволишь вернуться.

— Тот, кого собираюсь расспросить, болен. Нечего тебе там делать.

— Я, кажется, болела, — сказала она. — Младшие двое умерли, а я, вот…

— Кажется? — поднял бровь Альмод.

— В деревне целителей не было. Старики говорили, горлянка.

Там, где Альмод рос, дифтерит называли «удавочкой». Впрочем, какая разница, как это звалось…

— Не хотелось бы рисковать.

— Чистильщики долго не живут, — пожала она плечами.

— Ты уже не чистильщица.

Нел грустно улыбнулась.

— Какая разница. Это лучше, чем сидеть в четырех стенах и думать… Скажешь, что взял ученицу.

Альмод поразмыслил немного. Те двое, что уехали по участкам — их тоже нужно расспросить. Сам он за ними отправиться не может, а вот Нел как раз нужно убраться из города — хотя бы на время. Она же сказала, что бродит тут по окрестностям кто-то, за кем ее послали. Вот и съездит. Отпускать ее одну, конечно, было боязно — но, с другой стороны, слово «беззащитная» ей подходило еще меньше, чем Рагне. Тогда лучше сейчас в самом деле взять ее с собой.

— Хорошо, — кивнул он. — Пойдем.

Мерный речитатив заупокойной он услышал задолго до того, как подошел к загону для больных. Прибавил шагу — никто из тех, с кем он работал вчера, не должен был за ночь отойти в мир иной. Кого-то под утро принесли?

На самом деле он уже знал ответ. Только до последнего не хотел верить. Поприветствовал поклоном преподобную мать — пока не закончит молитву, лучше ее не трогать. Заглянул под полотно, укрывавшее покойника.

Да. Один из тех, кто разбирал сгоревший дом Харальда и мог бы рассказать, как лежали тела. Тот, к кому он поленился вернуться вчера. С кем хотел поговорить сегодня.

Альмод замер, вглядываясь в мертвеца. Как именно его убили? Смерть разгладила черты лица, даже если несчастный успел понять, что его убивают, по лицу его сейчас ничего нельзя было сказать — спокойное, безразличное, как и у всех мертвых. Мак? Не удавка — шея чистая.

— Не корите себя, — мать Ульрика коснулась плеча Альмода. — Вы не всесильны. Жизнь и смерть в руках Творца, а не целителя.

Альмод медленно покачал головой. Если и винить в чем-то Творца — так лишь в том, что Он дал людям свободу выбора. Свободу творить добро или зло. Хотя кто его разберет, где кончается одно и начинается другое.

— Представьте мне вашу спутницу, — попросила Ульрика, с любопытством разглядывая Нел.

Альмод кивнул, спохватившись. Мысли гуляли вовсе не здесь.

— Нел. Приехала из столицы, один знакомый порекомендовал ее мне в ученицы. Преподобная мать Ульрика.

Ульрика испытующе уставилась на девушку, та не отвела взгляд, разве что на лице отразилось легкое недоумение. Альмод вспомнил, как заставил ее поверить, что оказался здесь из-за женщины и мысленно застонал. Но, к его облегчению, преподобная мать приветливо улыбнулась, осенила Нел благословением. Отступила в сторону, снова начав молитву.

Что ж, ученица так ученица. Альмод коротко объяснил девушке, по каким признакам можно определить время смерти. Коснулся щеки мертвеца. Замер на миг, глядя на ворсинку в углу рта. Раздвинул губы, сняв с зубов обрывок нитки. Лен, когда-то коричневый, сейчас выцветший до серого, почти неотличимого от кожи покойника.

Встретился взглядом с Нел. Между бровей девушки залегла складка. Кажется, она тоже все поняла.

Альмод огляделся. Лоскутного одеяла, вчера укрывавшего больного, не было видно. Впрочем, может, отдали кому другому — по сравнению со вчерашним, больных прибавилось. Здесь все одеяла были одинаковыми — сшитыми из лоскутов, когда просто ткань в несколько слоев, когда перо или шерсть.

— Где его одеяло? — спросил Альмод.

— Когда послали за мной, лежало на земле, — сказала мать Ульрика. — Наверное, сбросил в агонии. Я отдала постирать, оно было в моче, видимо, в момент смерти…

Альмод кивнул. Видимо.

Сдернули, сложили и накрыли лицо, придавив для верности рукой. Потому и следов не осталось. Даже если больной успел проснуться и что-то понять, сил справиться не хватило. И шума не было.

— Оставьте мертвого мне, — сказала преподобная мать. — Сейчас придут и сделают все, что нужно. Позаботьтесь о живых. Вы ничего не смогли бы сделать.

Смог бы. Если бы не поленился вчера вернуться и поговорить. Сделал бы из этого какие-то выводы, возможно, стал спрашивать о чем-то другом, или начал бы действовать но так или иначе. всем заинтересованным стало бы ясно, что больной уже рассказал все, что знал, и потому убивать его смысла нет.

Вездесущий какой-то убийца. Или он был не один? Альмод попытался прикинуть время — не получилось, слишком большой разброс. В начале ночи его убили, но когда именно: до илипосле трактирщика? Или даже до или после того, как заставили того сунуть в еду отраву — поди пойми.

Может, и не один. Смотря что именно натворили чистильщики, спровоцировав убийцу. Хотя что можно успеть за один вечер, учитывая усталость и раненых? Перепортить всех девок в округе? Сплясать на рабочем столе Хродрика? Помочиться с крыши часовни?

Он помотал головой. Дурь какая-то. Если бы чистильщики накуролесили, об этом тоже бы говорили. Но ведь молчат.

Нел коснулась его руки. Альмод встретился с ней взглядом — похоже, она все поняла. В отличие от Ульрики. Он едва заметно кивнул девушке, дескать, потом поговорим. Обернулся к преподобной матери.