— Куда? — на лице тревога. Давно за меня никто не переживал. Приятно…

Объяснять долго не приходится. Аля схватывает налету.

— Я с вами хочу.

— Нет, это не обсуждается, — мне и так решение тяжело далось, а тут отказывать приходится. — Аля, остаешься с ребятами. Батя за главного. Любой посторонний звук – ты прячешься и не высовываешься, — строго произношу. — Любая попытка ослушаться приказа, и я тебя в тот же день отправлю в тыл! — старюсь говорить строго, чтобы она испугалась и не геройствовала.

— А в тылу за мной кто приглядывать будет? — улыбается кокетливо Алька, демонстрирует свои ровные белые зубы.

— Договоришься, запру тебя дома под охраной, — мы достаточно далеко отошли, притягиваю ее за затылок и впиваюсь в губы. Завожусь с пол-оборота. Не хочу останавливаться… но надо! — Аль, а теперь без шуток. Я и так места себе там находить не буду, тебе ведь не нужен муж – сердечник и импотент, пожалей мои нервы, веди себя хорошо.

— Второе тебе точно не грозит, — бросает смущенно, чувствуя, как ей в живот упирается каменный бугор. Я смеюсь, немного расслабляюсь.

— Не будет тебе покоя до старости, Зимина, — вновь впиваюсь в ее губы. Когда до них доберусь в следующий раз…

Глава 56

Алеста

Ад начался на рассвете.

Под градом обстрелов мы какое-то время голову высунуть не могли из укрытия. Потом пошли работать танки, пулеметы, автоматы…

— Сидишь в углу, Алька, и не высовываешься, — рявкнул очень строго Батя.

— Мне к Андрею надо. Он один не справится, — это не было упрямством, мне нужно было выполнять свою работу, чтобы спасти как можно больше жизней.

— Пока сидишь здесь! — грозит пальцем.

Сложно оставаться в стороне, когда каждый боец на счету. Над нашими головами уже несколько часов летали пули. Я слышала разговоры ребят, которые сидели в окопах возле блиндажа. Они говорили о том, что нас пытаются взять в кольцо.

Я стараюсь не паниковать, но тревога нарастает. Мне хочется, чтобы здесь был Яр, чтобы принял командование на себя. Ему я научилась полностью доверять. Это не значит, что Батя хуже или я ему не доверяю. Просто с Багировым настроение другое. Наверное, с ним и умереть не страшно, потому что люблю. Мы не виделись почти две недели. Он связывался со мной, с ребятами. Не жаловался, но я чувствовала, что Ярослав злится.

— Я в медблок, — выскочив из укрытия в момент очередного непродолжительного затишья.

— Вернись обратно! — кричали бойцы мне в спину, а я, пригнувшись к земле, старалась быстро передвигать ногами. Рядом оказался Сотников, схватив меня за локоть, дернул в сторону развалин.

— Алька, ты чего творишь? — заорал он на меня. — Батя приказал тебе в блиндаже сидеть!

— Сколько у нас раненых? — я чувствовала, что много, потому что этот бой интенсивностью отличался от предыдущих. Настоящая мясорубка.

— Не знаю… но много, — произнес он, понимая, в какую сторону я клоню. Ложись! — накрывает собой, когда в укрытие прилетает снаряд. Нас обдает бетонной крошкой. Страха нет, как в первые дни. Я четко следую инструкциям. — Цела?

— Цела, — отряхиваясь, приваливаюсь к уцелевшей стене спиной.

— Бегом! — командует товарищ, как только наступает короткое затишье.

Вновь начался обстрел. Петляя, словно зайцы, мы добрались до подземки.

Оставив меня, Сотников поспешил вернуться на свою позицию. Лехи в медблоке не было. Не хотелось думать о плохом, но раненым Андрей без веских оснований вряд ли разрешил бы хвататься за оружие и лезть в окоп.

Когда я увидела, что почти все кровати заняты, меня качнуло. Крови было много. Андрею помогал кто-то из бойцов оказывать первую помощь, но их усилий на всех не хватало. Хирург тоже был ранен, повязка на плече пропиталась кровью.

Мое появление он встретил одобряющим кивком и кивнул на парня, лежащего на носилках. Отключив эмоции: страх, панику, жалость, сострадание – действую на автомате. Это самое главное в таких ситуациях. Чем холоднее разум, тем более эффективной будет оказанная помощь. Голова думает, принимает решение, руки действуют.

Раненых становилось все больше. Их некуда было класть. Рук не хватало, а раны тяжелые, которые требовали срочного оперативного вмешательства. Андрей колол себе обезбол, но я видела, что рука его плохо слушается. Он принимал сложные решения, кого возьмет на операционный стол. Приходилось делать непростой выбор. А я, глотая молчаливые слезы и утирая пот с лица, продолжала методично делать свою работу – бороться за каждую жизнь.

Полностью отключиться ты не можешь. Есть кто-то роднее среди бойцов. Я радовалась, когда к нам заглянул живой Леха, Лис. Я спрашивала, как там Батя, Васька…

Когда к нам спустили Пыжа, мои руки стали дрожать. У него застрял крупный осколок в спине. Оперировать его в таких условиях было нецелесообразно. Тут нужна реанимационная бригада и группа хирургов.

Бой длился дольше суток. Только утром следующего дня подоспела военная авиация. Еще несколько часов ребята вели бой с оставшимися боевиками. Раненых и несколько убитых эвакуировали на вертолетах. Я знала этих ребят…

Мне было больно, но сил выразить эту боль не осталось. Я валилась с ног от усталости.

— Аля, ты с ребятами летишь в госпиталь, — произнес уставший и будто постаревший за последние сутки Батя. Мы отправляли последних раненых. Тех, чьим жизням уже ничего не угрожало, но которым требовалось лечение и реабилитация.

— Андрею Егоровичу нужно осколок извлечь, пусть он улетает, а я с вами остаюсь.

— Аля, это приказ, — повышает голос Батя.

— Я согласен, проваливай давай в госпиталь, — встревает Леха. Его лицо словно измазали сажей. Хотя у нас у всех, наверное, такие лица.

— Без медика на передовой нельзя, — упиралась я. Понимала, что он пытается сделать, но была не согласна. Если бы сегодня не подоспела авиация, нас бы взяли в кольцо. Чем это могло закончиться, остается только предполагать.

— Нам пришлют новых, а ты возвращаешься в госпиталь, это не обсуждается, — не слушая мои возражения, разворачивается и уходит. Я понимаю, что проиграла, и иду собирать вещи.